Книга Росток - Георгий Арсентьевич Кныш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Садись, Гриша. Давно не виделись... Выпьем?
— Спасибо, не хочу. — Григорий быстрым взглядом окинул пальмы, кресла, кушетки. Прозрачно-голубое стекло в окнах переливалось, искрилось, играло, будто неспокойная бегущая вода. Положив ладонь на тонкие чуткие пальцы Майи, легонько сжал их. — Что случилось? Зачем позвала?
— Разве тебе Аида не сообщила?
— Многого захотела.
— Хотя бы из злорадства... Женщина никогда не откажется выставить соперницу на посмешище.
— Майя, последний месяц мне... Куда ты пропала?
— Спасибо, что хоть догадался спросить... Я не пропадала. К вечерним девчатам прибилась... Спала по чужим квартирам и с кем придется...
— И оказалась здесь?
— Да. Представь себе. Ты лучше послушай меня внимательно. И помолчи.
Майя закурила и не торопясь начала рассказывать.
...После той ночи Иосиф Самуилович часами просиживал у телефона. Чаще всего звонил в Москву. Перед началом разговора называл на иврите птиц или зверей и лишь после этого сообщал о каком-то посвящении или чьем-то приобщении.
Майя сперва не догадывалась, о ком он говорит. Потом поняла, что речь идет о ней.
У нее создалось впечатление, что пространство вокруг разрежается, опустошается. В нем уже не осталось людей, кто мог бы с нею приветливо поздороваться, поинтересоваться ее самочувствием, а она в ответ, как это водится, тут же на улице, глотая слова, перескакивая с одного на другое, поделилась бы своими бедами и болью.
Десять дней назад Иосиф Самуилович повел ее на Краковскую площадь в четырехэтажное обшарпанное здание, неизвестно каким образом уцелевшее там, где во время войны захлебывалось смертями и страданиями еврейское гетто. Нет, она не может с уверенностью утверждать, что это было именно то здание. Но ей так показалось.
На поручнях балкона третьего этажа гитлеровцы повесили последних евреев города — членов юденрата вместе с их презесом. Они провисели несколько дней и ночей, глядя остекленевшими глазами на погрязший в жестокости мир. Потом, как рассказывали Майе, их сняли, облили мазутом и сожгли, пепел сгребли в канализационный люк.
Поднимаясь по ступенькам, она представляла себе, как покачиваются от ветра мертвые тела, в безнадежном усилии тянут ноги вниз, чтобы коснуться земли. Но... слишком высоко... От этого видения ее охватил страх, по телу пробежала дрожь.
Иосиф Самуилович не обратил внимания на ее состояние, подошел к двери, нажал на кнопку звонка. Позвонил он как-то необычно. За тонкой одностворчатой дверью с медным глазком звонок отозвался сначала короткой трелью, потом двумя длинными и снова короткой — будто азбука Морзе.
К ним вышла молчаливая, закутанная по самые глаза в черный платок, сгорбленная старая женщина. Ни о чем не говоря, шаркая поношенными шлепанцами, она просеменила через тесную неубранную кухню с закоптившимся потолком и клочьями паутины по углам к причудливой ширме, сделанной из нанизанных на шнур мелких бамбуковых трубочек. Старуха раздвинула их, и Майя с Иосифом Самуиловичем вошли в просторную комнату, чисто побеленную, залитую солнцем.
Возле приоткрытого окна восседал в кресле-качалке погруженный в раздумье седой старик с белоснежными колечками пейсов, с крутым лбом мыслителя, с глубокими впадинами глазниц. На обычной дубовой подставке стоял магнитофон, крутились бобины. Чернявый молодой человек выключил его, что-то записал на клочке бумаги, приклеил к одной из бобин. Старик взмахом ресниц выпроводил юношу из комнаты, затем проницательно и оценивающе оглядел Майю с ног до головы, задержал взгляд на ее талии, бедрах.
«Вы пришли по собственной воле и побуждениям», — не то утверждая, не то спрашивая, изрек он, шевельнув бескровными губами.
«Свою волю и стремления мы передаем в надежные и верные руки», — послушно склонил голову Иосиф Самуилович, усаживаясь в мягкое кожаное кресло, стоявшее напротив старца. Рядом в таком же кресле примостилась и Майя.
«Ты ввел ее куда предназначено? Ты дал ей понятие времени и весомость деяния?» — старик пристально посмотрел на Иосифа Самуиловича.
«Выполнены все условия и предостережения».
«Я доволен. А она?..»
Майя начала закипать, возмущаясь, что Иосиф Самуилович отвечает и за себя, и за нее. А тут еще этот незнакомый наглый старикан, у которого мало что осталось мужского, кроме штанов и бороды, набрался нахальства...
Позднее, перебирая в памяти эту встречу, она так и не смогла вспомнить, когда, в какой момент со старцем произошла разительная перемена. С его лица вдруг исчезло выражение задумчивости и благодушия, глубже прорезались морщины, опускавшиеся от носа до уголков губ, глаза превратились в узенькие щелочки.
«По моему поручению тебе рассказали твою настоящую жизнь без показной порядочности. Ясное дело, с точки зрения аборигенов. Ты живешь в их стране, под властью их законов. Выбор за тобой... Мы же можем принять свое толкование. Твои поступки были направлены волею Яхве и не смертным судить об их отдаленных результатах...»
«Говорите дело, а не запугивайте!» — оборвала старца Майя.
«Тебя предупредили! За преступление тут судят».
«Кто вы? Почему приказываете? »
«Тот, кто знает, не посмеет нарушить тайну Сиона. Тот, кто не знает, так и будет жить в неведенье».
«Что вы хотите?»
«Эсфирь вывела сынов Израиля из вавилонской неволи. Если тебе нужны еще исторические аналогии, вспомни Боруха Мордохая, приближенного Эсфири. Ты станешь одной из ее последовательниц. Иначе...»
«Хватит! — подняла руку Майя. — Я пришла сюда потому, что моя месть хочет объединиться с вашими кознями. Давайте о деле».
«Хорошо! Пусть будет по-твоему. Месть — это тоже могучий стимул».
«Где я возьму силу и орудие мести?» — прошептала Майя.
У нее закружилась голова. Откинувшись на спинку кресла, она закрыла глаза. Когда же ее веки раскрылись, старца в комнате уже не было. На качалке сидел тот самый чернявый молодой человек с прилипшей к губе сигаретой.
«Возьмите микрофон, — вежливо попросил он. — И говорите то, что вы изложили письменно. О своем нетерпимом отношении к здешней медицине, к методам лечения. Не забудьте сказать, что вас притесняют, преследуют, лишили работы».
Иосиф Самуилович легонько сжал ее локоть.
«Я передал твое заявление».
«Значит, можно сказать все, что хочу?» — переспросила Майя.
«Валяйте. Пленка все стерпит и зафиксирует», — молодой человек пододвинул ей микрофон.
Майя, собираясь с мыслями, прикусила губу: о чем же говорить? Решила рассказать все, как было.
«В Институте
