Книга Девушка индиго - Наташа Бойд

Старрат мертв. Убит выстрелом в голову во время сна.

Я ахнула, прочитав об этом. Не от скорби по приказчику, а от того, как он умер. В конце концов ему пришлось расплатиться за свои грехи.

В письме мистер Маниго спрашивал, есть ли у меня на примете человек, которого можно назначить на освободившуюся должность. Я, удивившись, что его интересует мое мнение на сей счет, учитывая, что плантацию у нас должны были вот-вот конфисковать за долги, ответила, что он может сам поставить там приказчиком кого пожелает. Возможно, покупатель на нее еще не нашелся. О том, что проводится расследование убийства Старрата, Маниго не упомянул.

Я отложила перо и посыпала непросохшие строчки песком, чтобы впитались излишки чернил.

«Убит выстрелом в голову…»

Резко встав из-за стола, я пересекла кабинет и распахнула дверцу армуара.

Мушкет был на месте – стоял там, нетронутый, бесполезный. Я закрыла дверцу и вернулась к столу. Невозможно было не испытать облегчения от того, что Старрат более не оскверняет сей мир своим присутствием.

К концу сентября индигофера выросла до пояса.

Ранним утром в те дни, когда у меня не было уроков с Квошем, я приходила на окраину поля и раздумывала, не начать ли все сначала. Некоторые кусты, по иронии судьбы именно те, что росли ближе к хижине Бена, уже как будто бы собирались зацвести. Я упрямо наблюдала за ними каждый день. Индиго, таившееся в листочках, уже напитанных соками, звало меня сладкозвучной песней сирен. Этот зов казался таким громким и настойчивым, что хотелось закрыть уши ладонями.

Квош, заставая меня за созерцанием индигоферы, неизменно останавливался, чем бы в тот момент ни занимался, и смотрел пристально, будто ждал чего-то.

Я переводила взгляд на него, но он лишь приветствовал меня кивком.

Даже если на этот раз мы сумеем получить индиго, будет поздно – моя судьба предрешена. Мы возвращаемся на Антигуа. Мой брат Джордж уже на пути к нам – и не для того, чтобы взять на себя управление плантациями, которые я сохранила для него и нашего отца, а для того, чтобы спасти нас, женскую половину семьи, из беды. Так зачем же мне опять ввязываться в эту авантюру? Даже если сейчас я преуспею, придется все бросить, и это окончательно разобьет мне сердце.

В октябре пришла дурная весть – миссис Пинкни стало хуже. У меня душа болела за Чарльза – как ему, наверное, тяжело… Я стала собираться в Бельмонт – нужно было поспешить.

Миссис Пинкни лежала передо мной; ее голова покоилась на заботливо взбитых подушках. Лицо было таким бледным, что казалось синеватым, но это еще не самое страшное – на лбу, на щеках, на руках, повсюду, безупречно гладкая кожа была усыпана темными точками и пятнами.

Врач сказал, что, вероятно, у нее под кожей происходят кровоизлияния – как будто тысячи крошечных мечей пронзают ее тело так, что на поверхности не видно ран. Это было ужасно. Измученный Чарльз дремал на канапе возле остывающего камина. Едва приехав, я отослала его туда, чтобы он хоть немного отдохнул. Он выглядел таким изможденным, в глазах отражалась такая душевная мука, что было невыносимо на него смотреть. Сердце мое разрывалось, я понимала – этот человек удручен собственной беспомощностью и скорбью от того, что он не в силах помочь жене.

Миссис Пинкни пошевелилась, ее сухие, растрескавшиеся губы приоткрылись, и я подалась к ней.

– Миссис Пинкни… – прошептала я, стараясь не разбудить ее мужа.

Веки больной дрогнули, но понадобилось несколько секунд, прежде чем она смогла сосредоточить взгляд на мне. А потом она попыталась улыбнуться:

– Элиза?.. – Голос был едва слышным и хриплым.

Слезы невольно навернулись мне на глаза, я поспешно промокнула их и попыталась улыбнуться в ответ:

– Да, это я. Отправила вашего супруга отдохнуть. – Я осторожно погладила ее руку; Чарльз сказал, что даже легкое пожатие может вызвать новые кровоизлияния.

Она поморщилась и от этого прикосновения.

– Простите…

Миссис Пинкни покачала головой:

– Ничего. Я рада, что ты здесь. Мне… – Она попыталась сглотнуть, издав горлом сухой звук.

На столике рядом с кроватью стояла чашка с отваром. Я зачерпнула отвар чайной ложечкой и поднесла к губам больной – она с благодарностью сделала глоток и слабо проговорила:

– Чарльз сказал, твоя… твоя индигофера возродилась.

Я кивнула:

– Да. Но что толку? Мой брат Джордж уже плывет сюда, чтобы забрать нас на Антигуа. Мы отправимся на острова, как только зима закончится и можно будет проложить безопасный курс.

Сердце у меня болезненно сжималось, когда я говорила о наших планах. Зато маменька, конечно же, ликовала – радовалась грядущей встрече с Джорджем, но прежде всего была счастлива от того, что исполнится ее заветное желание вернуться на Антигуа. А дальше в ее чаяниях было возвращение в Англию, и насчет этого я с ней не спорила – не хотелось говорить ей о том, что вряд ли нам удастся туда добраться, поскольку международная обстановка опять ухудшилась и пошли слухи о скорой войне между Англией и Францией.

– Нет. Ты должна попробовать еще раз.

– Что?

– Индиго, – хрипло пояснила миссис Пинкни. – Сделать индиго… еще раз…

– Тише, вам нельзя напрягаться.

Она закрыла глаза и нахмурилась, будто пыталась собраться с последними силами.

– Я вас оставлю, отдыхайте.

– Письма, – прошептала миссис Пинкни.

– Что, простите? – переспросила я, решив, что неверно расслышала.

– Можешь прочитать мне письма?

Я недоуменно нахмурилась:

– Какие письма?

– Твои. Те, что ты писала последние несколько лет. Я их сохранила.

– Письма к вам?

Она снова попыталась улыбнуться:

– К мисс Бартлетт.

У меня екнуло под ложечкой, и в горле встал ком. Миссис Пинкни хочет, чтобы я прочитала ей свои письма к мисс Бартлетт, на самом деле адресованные ее мужу?

– Зачем? – вымолвила я.

– Пожалуйста… – Она вздохнула и поморщилась, словно от боли. – Пожалуйста, прочти их.

Я огляделась. В углу комнаты, декорированной в бледно-зеленых тонах, стоял маленький письменный стол. Но на нем ничего не было. Чарльз пошевелился во сне. Мой взор прошелся по стенам, по каминной полке и вернулся к кровати.

Вот же они – стопка писем, перевязанная тонким кожаным шнурком, лежит на втором прикроватном столике с другой стороны. Я встала, одолеваемая странным чувством вины, обошла кровать и взяла письма. Разумеется, сразу узнала свой почерк. Вернувшись на прежнее место, я развязала шнурок.

Мне показалось, что миссис Пинкни заснула, и я молчала, не зная, что делать.

– Читай, – тихо проговорила вдруг она.

Я