Книга Красавица, чудовище и волшебник без лицензии - Мария Заболотская

гостей сменилось: теперь салют-сюрприз показался им не таким уж восхитительным, и многие принялись разбегаться, чтобы укрыться под навесами или ветвями деревьев, при этом костеря устроителей праздника на все лады.

Джуп подумала было, что Его Цветочество опечалится, услышав, как его ругают, и вновь придет в свое привычное нестерпимо-вздорное состояние ума, но Ноа лишь беспечно махнул рукой и сказал, что после тех балов и пиршеств, которые он закатывал раньше во дворце Ирисов, гости нередко становились его злейшими врагами.

— …Веселые забавы не могут завершиться ничем иным — иначе они не настолько уж веселы! — заметил он безо всяких признаков раскаяния или огорчения. — Но все же нам следует поторапливаться! Все выглядит так, будто мы славно проучили Ранункуло, но не стоит недооценивать этого молочайного лизоблюда. На самом деле подобные шутки могли его разве что разозлить…

...И, словно дожидаясь этих слов, господин Ранункуло, пышущий злобой и ароматами пряного пунша, возник средь дыма и искр, наконец-то настигнув беглецов и преградив им путь. В руках у него поблескивал тонкий и гибкий, как струна, клинок. Несмотря на изящество и хрупкость, выглядело оружие весьма опасно и смертоносно. Не оставалось сомнений, что это лезвие не только способно рассечь любую преграду так же легко, как луч солнца рассекает тьму, но и сверху донизу натерто весьма продуманным сочетанием ядов.

…Самым же дурным свойством этого оружия было то, что сторонние зрители либо не принимали его всерьез, либо попросту не замечали. Глядя на Ранункуло, неумолимо надвигающегося на принца и его спутников, случайные свидетели — появись у них какой-то интерес к происходящему, — посчитали бы, что среди переполоха встретились давние знакомые, которые не слишком-то рады друг другу; но после дождя из искр мало кто из гостей праздника мог похвастаться отличным настроением. Разбегающиеся фавны, оборотни и огры совершенно невежливо толкали Ранункуло-Отравителя, из-за чего кончик его оружия выписывал в воздухе сверкающие загогулины, а спутники принца Ноа, замершие на месте от испуга, и вовсе вызывали всеобщее раздражение, поскольку их приходилось огибать с ворчанием и бранью. Не то, чтобы Его Цветочество собирался звать кого-то на помощь, но выходило так, что во всеобщей суматохе никому не было бы дела до этих призывов.

— Попались! — прошипел Ранункуло, со свистом рассекая воздух своим клинком-струной. — Вам не уйти от меня!

Джуп, к своему стыду, взвизгнула, да и принц Ноа отпрянул от воинственного Отравителя, наступив на ноги мэтру Абревилю, который собирался сделать то же самое, но не успел.

— О, вам не уйти от наказания! — со злорадством продолжал Ранункуло, упиваясь их страхом и растерянностью. — Белейшая дама Эсфер и без того была разгневана, но теперь… Вы даже вообразить не можете, как мучительна и ужасна будет ваша смерть!..

Но не успел Ранункуло ткнуть своим грозным оружием в сторону мэтра Абревиля — наверняка укол его отравленного клинка не был смертелен, ведь ему полагалось доставить пленников своей госпоже живыми, — как Ноа шагнул вперед, сорвав маску. Кто знает, что страшнее было для Его Цветочества — близость смерти или необходимость показать свое изуродованное лицо, — но принц не побоялся ни того, ни другого (и, надо сказать, какой-то бес испуганно взвизгнул, а несколько любопытных утопленниц, рассеянно глазевших на происходящее из-за ближайшего дерева, принялись перешептываться, что, разумеется, было неприятно, но вовсе не так ужасно, как воображал Его Цветочество).

— Ты пришел за мной, Отравитель, — объявил он торжественно и звонко. — Так выполни приказ своей бесчестной госпожи, и отпусти мою челядь с миром!..

— Ваше Ирисовое Высочество! — Ранункуло опустил клинок и поклонился, держась с подчеркнуто холодной почтительностью. — До меня доходили слухи, что и вы почтили своим присутствием инкогнито этот деревенский праздник. Но что за возмутительные обвинения я слышу?! Ни у меня, ни у моей госпожи не было и тени мысли покуситься на вашу жизнь! Дама Эсфер целиком и полностью удовлетворена приговором справедливейшего росендальского суда, и ни за что не пожелала бы оспорить решение присяжных, — тут он поднял взгляд на принца, и со значением прибавил:

— Надеюсь, что и вы наконец-то вспомните о верховенстве закона, Ваше Цветочество!

— Не хочешь ли ты сказать, что я вел когда-либо нечестную игру? — вскричал принц, вспыхнув от недвусмысленного намека. — Я смиренно принял свой жалкий удел, отказавшись от своих владений, от славы своего рода, от своего будущего — неужто этого мало твоей госпоже? Если ты пришел не за мной — тогда за кем же?!

— Разумеется, я прибыл сюда в поисках гнусного вора, — отвечал Ранункуло, указывая острием клинка на Мимулуса, едва живого от страха. — Каковы бы ни были его тайные мотивы, и кто бы не приказал ему совершить преступление — он должен быть доставлен к даме Эсфер и наказан ею, так как вина его очевидна и бесспорна. И вы, светлейший принц крови Ирисов, должны понимать, что вам не стоит его укрывать или каким-либо другим образом…

...Неизвестно, как долго мог велеречивый Ранункуло объяснять Его Цветочеству, в чем состоит долг особ королевской крови, но этой Гостеприимной Ночью ему было суждено повторять одну и ту же ошибку, а именно — недооценивать волю к жизни у тех, кого он считал своими законными жертвами. Воля эта граничила с беспринципностью: если Джуп Скиптон, не придумав лучшего применения своим способностям, обрушила на голову врага котел, то волшебник Мимулус, загнанный в угол, воспользовался (и к его чести, надо заметить, это случилось впервые) боевым заклинанием — нарушив тем самым еще добрую сотню росендальских законов, запрещающих применять поражающую магию без особого разрешения и десятка предупреждающих заклятий. Но разве могли достойные правоведы из законопослушного Росендаля вообразить, что иногда чародеи, пустившись во все тяжкие, попадают в такие ситуации, когда нет времени на получение разрешений со всеми положенными печатями?..

...Итак, выкрикнув что-то отчаянное, мэтр Абревиль бесчестно — и безо всякого предупреждения — метнул в голову увлеченному своей речью Ранункуло светящийся сгусток, который, впрочем, куда эффектнее выглядел бы, не пылай вокруг бесчисленное количество куда более ярких искр.

Увы, переоценивать значимость этого поступка не стоило: магия все так же плохо повиновалась волшебнику без лицензии. Вместо того, чтобы полыхнуть грозным огнем или обратиться в колкую сковывающую силу льда, заклинание, булькнув, словно пузырь в грязи, преобразовалось в тучу разноцветных птичьих перьев (позже мэтр Абревиль жаловался, что тому виной была должность придворного птичника, определявшая сейчас