Книга Крылья - Мария Герус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Искать будешь ты. Мне трудно. Я его сто лет не видел. Ах да, чуть не забыл. У тебя есть что-нибудь от него?
– Есть, – смущенно шепнула Петра, – на мне его пояс, праздничный.
– Где?
– Под рубахой завязан.
– Так и ходишь?
– Так и хожу.
– Хорошо. Эй, вы, пойдите, посидите где-нибудь. Это надолго.
Любопытные птенцы-подкидыши далеко не пошли, уселись тут же у забора на травке. Ну, молчат, под руку не лезут, в колодец нырнуть не пытаются, и на том спасибо.
– Раз, два, три, четыре, пять, Тонда, я иду искать.
Крайн сверху вниз улыбнулся Петре, положил руки ей на плечи:
– А теперь смотри. Видишь что-нибудь?
– Нет. Убили его. Чуяло мое сердце.
– Не торопись. Смотри внимательно. Ты очень сильная. В детстве у тебя и без меня получалось. Видишь?
– Да, – выдохнула Петра, – камни. Гладкие грязные камни. Много.
– Хорошо. Очень хорошо.
– Мелькает что-то… Ноги ступают по камням…
– Он жив, Петра.
– Жив…
– Смотри, не отвлекайся.
– Шапка лежит. Рваная. В шапке пять монет. Что это значит?
– Не знаю. Смотри.
– Голубь. Мимо него ходят, а он не боится. Клюет грязь какую-то. О, спугнули все-таки. Полетел. Летит над крышами. Крыши богатые, сплошь черепица. Красная, желтая… Шпиль торчит. Блестит, аж глазам больно. Неужто золото? Кораблик… Кораблик в небе.
– Что?!
– На шпиле кораблик. Смешной такой, с крыльями…
– Кораблик с крыльями? Все, Тонда, вот мы тебя и застукали. Хватит, Петра.
Петра испуганно озиралась, словно ожидая увидеть пропавшего мужа прямо здесь, во дворе у колодца.
– Он в Бренне. – Господин Лунь был очень доволен собой.
– В Бренне?! – Петра рванулась, выскользнула из объятий крайна и кинулась к дому. – Антон! Антон!!! Да куда ж ты запропастился, анчутка седой, чтоб тебе три года икалось!
Жданка хихикнула. Варка ошарашено мотал головой. Оказывается, эта тень женщины умеет не только орать, но еще и ругаться.
– В Бренне? Так близко? – удивилась Фамка, хорошо разбиравшаяся в местной географии. – Но почему он не смог вернуться?
– Видишь ли, – тяжело вздохнул крайн, – похоже, четыре года назад он попался вербовщикам князя Сенежского. Телега с лошадью – вещь на войне просто необходимая. Да еще если возница – косая сажень в плечах и пятаки пальцами ломает. Пять лет назад Сенежский князь Филипп вмешался в драку за Тихвицкое Поречье. Поречье не захватил, да еще потом пришлось почти год отбиваться от войск самозванца. Покалечили нашего Тонду. Может, руки лишился. Или, того хуже, ноги. Теперь в Бренне милостыню просит, а домой идти, обузой в хозяйстве быть, попреки от дядьки Антона выслушивать не желает. Гордый. Петра еще наплачется.
* * *
Через полчаса встрепанный от усилий дядька Антон запряг сытую лошадь, и скрипучая телега укатила по лесной дороге. К этому времени «господа пресветлые крайны» чинно сидели в просторной кухне. Раскрасневшаяся, сияющая Петра торопливо метала на стол крыночки, миски и горшочки, не зная, чем бы еще угостить, как бы угодить получше. Гости, к ее удовольствию, ели за троих, никто не отказывался.
Наконец Варка пробормотал, что ему надо немедленно выйти. Через некоторое время к нему присоединился Илка. Выполз на крыльцо, хрипло приговаривая: «Все. Больше не могу».
Сквозь открытое окно было слышно, как господин Лунь ведет с Петрой длинный скучнейший разговор. Кто на ком женился, кто у кого родился, кого выдали замуж на сторону, а кто и сам перебрался в Стрелицы, чья корова отелилась, а чья еще нет и каковы виды на урожай. Варка слушал и глядел, как в синем небе колышутся растрепанные ветром нежно-зеленые верхушки далеких лиственниц. Волнами накатывала сытая дремота. Глаза закрывались сами собой.
– Уй! – В плечо впились раскаленные клещи. Сонный Варка подскочил и дернулся, как пескарь на крючке.
– Очнись! – шепотом рявкнул ему в ухо господин Лунь. – Быстро в дом! Если что пойдет не так, прячьтесь на сеновале. До темноты не высовываться, а потом уведешь всех в замок.
– А чего?
– Да как обычно.
Варка прищурился. От леса по дороге двигались всадники. Трое. Всего трое. Варка перевел дух и живо затолкал высыпавших на крыльцо куриц обратно в дом.
Крайн уже шел к распахнутым воротам черной изломанной тенью среди желтизны одуванчиков, зелени травы и солнечного золота. Спина, которой никакой горб не мешал быть прямой. Отторгающая землю походка. В свободно опущенных руках что-то блеснуло.
Варка пихнул в спину замешкавшегося на пороге Илку, но сам в дом не полез, присел на крыльце, съежившись за толстым столбом.
Крайн остановился в воротах. Всадники спешились и пошли к нему. Один – высокий, широкоплечий, двое других – так, ничего особенного. Двигались медленно, за оружие не хватались. Солнце било прямо в глаза, приходилось все время щуриться. Варка смахнул набежавшую слезу, проморгался…
У ворот высокий сгреб господина Луня, скрутил и теперь ломал, пытаясь повалить на землю. Варка кубарем скатился с крыльца, не помня себя, подлетел к воротам. Руки крайна… только бы освободить руки.
С хриплым кошачьим воплем он прыгнул на спину здоровяку, повис у него на плечах. В рот и нос тут же набились жесткие черные волосы, но пальцы сами сомкнулись на бычьей шее, изо всех сил сдавили горло. Громила захрипел и принялся отдирать от себя озверевшего парня. Варка держался из последних сил, все время помня, что остальные двое могут ударить в беззащитную спину. Минуту… Всего минуту… Минуты крайну хватит на все… Резкая боль в правой руке. Удар о землю. Мгновенная тьма.
* * *
– Эй, парень! Никак сомлел?
– Ничего. Хорошая встряска ему только на пользу.
Варка поднял руку. Вроде шевелится. Ощупал голову. Голова тоже оказалась на месте. Открыл глаза. В голубом небе плавно проплыл потрескавшийся воротный столб, Жданка с любимой заточкой, Илка с прихваченным у поленницы топором, бледная Фамка с хлебным ножом, Ланка с пустыми руками, но определенно готовая визжать, царапаться и кусаться. Почему они стоят? Почему ничего не делают?
На лицо упала тень. Небо закрыла кудлатая черная голова.
– Не зашиб я тебя?
– Дядька Валх! Это вы?
– Ты чего набрасываешься? Я ж ненароком и убить могу. Рука у меня тяжелая.
– Так или иначе, он спас мне жизнь, – прошелестел ехиднейший голос крайна. – Помереть от пули или стрелы в наше время – дело обычное. Но скончаться в дружеских объятиях – это, согласись, не совсем то, о чем я мечтал, вернувшись на родину.