Книга Никогда не было, но вот опять. Попал - Алексей Николаевич Борков

французский плоховато. Да не о том я. У нее похоже дар просыпается.

— Дар? Какой дар? Ты хочешь сказать, что Катька — экстрасенс? Ну ведунья как и ты.

— Ишь хватил! Чтобы быть такой как я, надо прожить с мое и учиться каждый день. Девчонка только первый шажок сделала. Ее учить и учить, да и то вряд ли она многим овладеть сможет. Поздновато ко мне попала. Не знала я, что на селе такие девки водятся.

— А что дар этот твой — редкость большая? И как ты определила, что у нее дар?

— Ну зачастил! Определила случайно. Седьмицы две назад Нюрка Кирьянова дочку свою полутрогодовалую привела. Заболела та ветрянкой. Пока я с Нюркой разговаривала, Катя ребенка успокаивала да наглаживала, а потом и говорит, что у Грушеньки — так девочку зовут — ручка болит и показала где. Я посмотрела и правда ушиб и трещинка в кости, упала та с крыльца и обо что-то рукой ударилась. Пришлось полечить да замотать ручку. Потом спросила Катюшу как она узнала про ушиб, ведь девочка не жаловалась, притерпелась. Та сказала не знает. Мол когда рукой гладила ей так показалась. Я проверила ее еще кой на ком. Похоже, чувствует Катя эту, как ты ее называешь, — ауру. А насчет дара, не знаю, может и не такая редкость, но если не учить, то пропадет дар.

— Ну так учи. Или проблемы какие?

— Ишь ты — проблемы. Слово-то какое ученое. Научить не так просто. Для этого нужно, чтобы она постоянно возле меня была и чтобы учиться хотела. Учиться-то она хочет, вот только дома ее работой нагружают все больше и больше. Скоро некогда ей учиться будет. Да и в возраст входит, того гляди заневестится.

— Дак кто же ее замуж возьмет такую тощую? Ну разве что, я посватаюсь. Шучу, шучу. — Замахал я руками, заметив как нахмурила брови знахарка. — И что ты предлагаешь?

— Не знаю даже.

Я налил себе еще чаю, потянулся за последней плюшкой, но не взял, а вопросительно посмотрел на женщину. Та разрешающе махнула рукой. Попивая чаек с медком и плюшкой, поразмышлял над проблемой.

— А найми-ка ты Катьку к себе на работу, помогать по хозяйству ну и по лекарским делам. Будешь ей за это платить рублей по десять в месяц. Как думаешь, запродадут на таких условиях девчонку тебе в наймички? Ведь у Балашовых дома кроме нее вроде еще две девки есть, и Катька там не самая старшая.

— За десять рублей любую девку в селе в работницы отдадут. Только где же я деньги такие брать буду?

— Ну деньги на такое дело я найду.

— Неужто золото сыскали?

— И золотишко нашли и так кое что натрофеели. Давай договаривайся с ее родителями, можешь даже за год сразу обещать.

— Деньги-то поди все у деда Софрона. А вдруг он тебе их не даст.

— Даст. Никуда не денется, кроме того, если помнишь, там и твои денежки есть. И вообще в город тебе надо перебираться, вместе с Катькой. А там и мы подтянемся.

— Кто это мы?

— Ну перво-наперво я с Архипкой и вполне возможно еще Антоха с Платошкой. Да и дед, думаю, не отстанет со всем своим семейством. Кстати, а дочка твоя с внучкой где живут?

— В Барнауле. Муж ее на телеграфе работает.

— Во как! Телеграфист что ли?

— Нет. Вроде как инженер.

— Инженер? Значит в электричестве разбирается. Вот это неплохо. А ты как с зятем ладишь или нет?

— А чего мне с ним делить. Человек он неплохой. Анюту, дочку мою, любит. Меня, правда, побаивается. Но я в семью ихнюю не лезу, помогаю чем могу и только. А у них жить я не буду.

— И не надо. Я с дедом скоро в Барнаул поеду, попытаюсь домишко там с усадьбой купить. Вот вы с Катькой там первое время и поживете.

— Подумать надо.

— Думай Свватеевна только недолго. Кстати, кто-нибудь нами у тебя интересовался?

— Палашка — сноха зыряновская сегодня с утра прибегала, травок от простуды просила. Вот она как бы ненароком про вас спрашивала.

— Ну, а ты что?

— А что я? Сказала как и договаривались и даже «золотой корень» ей показала. Вроде поверила.

— Поверила Палашка или не поверила — это дело десятое. Лишь бы сам Зырянов поверил. А впрочем теперь уже это не важно.

— Не важно…? Неужто это Савка на вас варнаков натравил? — Знахарка подозрительно посмотрела на меня и видимо, что-то поняла:

— Еще и Пронька Карась пропал как раз после того как Софрон Архипку привез. Неужто…

— Савватеевна — перебил я знахарку. — Ты библию читала?

— Пыталась читать, но не до конца. Скучно и малопонятно.

— Скучно — не скучно, но там кажется сказано: «Многие знания — многие печали» или если по нашему, по сермяжному: «Меньше знаешь — крепче спишь». Вот и не страдай бессонницей. А догадки свои оставь при себе. Лучше к переезду в город готовься. Здесь тебе оставаться не следует. Мало ли что может случиться, а у меня на тебя с Катькой большие планы.

— Ишь ты какой! Планы у него. А меня ты спросил?

— Вот и спрашиваю. В город поедешь или нет?

— Поеду. Куда ж я денусь.

— Вот и правильно. Мы с тобой еще таких делов натворим; всем чертям тошно станет.

— Иди уж, творильщик. Деду скажи: пусть зайдет, повязку сменить надо. Постой! Чуть не забыла. Летом, когда вас в селе не было, господинчик один приезжал, сначала по селу ходил про меня и тебя расспрашивал. Потом ко мне заявился, стал расспрашивать про бабушку, про иностранцев, что сюда приезжали, тобой очень интересовался.

— Как он выглядел? Фамилию свою называл?

— Представился Артемием Николаевичем Гурьевым. Лет двадцать пять ему не больше. По разговору видно, что образвание имеет изрядное. Явно университет окончил. Сказал, что племянник тюменского исправника. Мол от дядюшки слышал про бабушку мою и про ту историю, интересно ему стало, мол книгу хочет написать про преступников и сыщиков, навроде француза Габорио, только про русских.

— Ишь ты, доморощенный Конан Дойл нарисовался. Ну а ты ему, что рассказала?

— Да ничего такого кроме того, что он в селе у людей вызнал. Ну и подправила ему немного голову.

— Про меня, что рассказала?

— Сказала, что после того как молния тебя пометила, ты заикаться перестал, учиться стал, книги читаешь, в церковь ходишь, обряды выполняешь, отец Серафим, мол, тебя хвалит за старание. Приходил он в церковь, разговаривал со священником, поинтересовался уж не бес ли в тебя вселился, так отец Серафим отругал