Книга Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая - Ципора Кохави-Рейни

кибуца Эйн Шемер. Она пишет: “Следует сказать сразу же: эта важная книга, одна в числе других, поднимающая тему прихода фашизма к власти в Германии и его столь быстрого влияния на судьбу евреев. Давайте вспомним: двадцать шесть лет прошло после событий, описываемых в романе. Большая часть этого времени писательница прожила в кибуцах в Израиле, в них она получила образование, и там же пережила события, которые выстроили ее личность, интеллектуальную и национальную. Тут мы приближаемся к решению вопроса, поставленного в начале статьи: нет ли в этой форме бытия чего-то, что дает интеллектуальное понимание еврейской жизни, направленное на болевые точки нашей истории, точнейшие исторические нужды”.

Реакция чтимой ею и Израилем Леи Гольдберг: “Это интеллектуальная проза”. Поэтесса высоко отзывается об эпической основе романа и его аутентичности судьбе автора: “Воспоминания твоего детства немного вводят тебя в заблуждение. В протестантской Германии ты много пишешь о звоне колоколов. В Берлине жило много протестантов. В пролетарских кварталах ты вообще не слышала звона церковных колоколов”. Лея Гольберг – уроженка Литвы, жила в Германии, изучала семитские языки в университетах Берлина и Бонна. И она не запомнила звона колоколов с башен церквей, тем более что в этих городах их звучание заглушалось шумом большого города. Лея Гольдберг добавляет: “Ты очень талантлива, но тебе следует быть абсолютно точной в деталях. Замечание мое может показаться мелочным и незначительным. Но уважающий себя писатель, должен относиться всерьез к каждой мелочи. Если ты не слышала звона множества колоколов, не должна об этом писать”.

Церковные колокола в Берлине звонили, звонят и звенят в ушах до сегодняшнего дня, но она не указывает поэтессе на ее ошибку. И дружеские отношения, возникшие между ними, она старается беречь. Ей важны интеллектуальные и беседы в доме поэтессы, несмотря на ее, Наоми, пассивность. Она открывает рот лишь тогда, когда Израиль или Лея задают ей вопросы или спрашивают ее мнение. Почти беззвучно Лея читает новые свои стихи, звучащие по-прежнему, как чистая лирика. Они обсуждают тайны поэтических символов. От анализа ее стихов и стихов других ивритских поэтов разговор переходит на общие проблемы литературы, затем на проблемы философии. Совпадение мнений или спорные вопросы, – все это обсуждается негромко и по делу.

Прошли недели и месяцы, а шум вокруг романа не умолкает. Читатели рассказывают, что забросили все дела и не отрываются от книги “Саул и Иоанна”. Евреи Германии, живущие в Иерусалиме, упиваются воспоминаниями детства и юности. Роман возвращает их в отчие дома до того, как их разрушили нацисты. Корни ивритской писательницы, как и их корни – из Германии. Еврейка, уроженка Берлина, свидетельствует без всякого чувства вины об их жизни начиная с детских незабываемых лет, жизни немецких евреев, что по сей день таится в их сердцах.

Литературный мир удивлен и возбужден. Современная ивритская литература как бы отрекается от всего, что связано с диаспорой, выступая лишь в двух ликах: “ханаанство” и героизм израильтян. Наоми понимает тех, которые отрицают все, что она пишет. Создание государства – несомненное чудо. Победа над превосходящим противником лишила многих покоя, но, Наоми ищет духовный смысл этого события. Она думает: большая часть еврейского народа уничтожена в страшной Катастрофе. Как можно создать страну без народа? При помощи изучения источников она хочет вернуться в диаспору – искать прошлое, корни, чтоб понять, что прошло над головами евреев за течение две тысячи лет.

14.12.56

Дорогая Наоми,

Поздравляю Вас, тебя и Израиля, с твоим новым прекрасным произведением, наслаждайся успехом.

Ты знаешь, что с моей стороны нет никакого вклада в твое творение – и вот же, каким чудесным оно вышло. Мы невероятно радуемся за вас. Найдем возможность в ближайшее время вас посетить.

Еще раз мои поздравления,

Авраам Шлионский.

Конечно же, и от Миры.

Слышал, что в твоем портфеле лежит новелла, написанная тобой в последнее время, и она весьма актуальна.

Почему бы тебе немедленно не послать в наш “Часослов”. Пошли. Может, успею его тиснуть в номер.

Муниципалитет Хайфы присудил ей престижную премию имени Рупина за роман “Саул и Иоанна”. На церемонии вручения она говорит:

“Я благодарю муниципалитет Хайфы, комиссию, присудившую мне премию имени Рупина. Я особенно рада тому, что она носит имя одного из отцов сионизма в Германии, который, можно сказать, сопровождал меня во время написания романа.

Благодаря ему и его соратникам, я сумела укорениться здесь, в стране праотцев и создать памятник на языке иврит еврейству Германии, которое лежит под плитой этого памятника. Их судьбы, их голоса звучали во мне и вели моим пером.

Моей целью было рассказать о последних часах еврейства Германии на фоне тех лет и того страшного процесса, который выплеснулся на весь мир. В книге сталкивается прошлое с настоящим и будущим. Саул и Иоанна, делающие первые шаги в своей жизни на страницах романа, переступают порог своего дома по пути в большой мир, к своему народу. Этот их путь еще долог. Он лежит перед ними, как и тот, что за их спинами – путь поколений, которые мечтали о родной земле, о свободной жизни в стране праотцев.

Евреи и не евреи вместе составляют человеческий ландшафт книги, представляя самими своими жизнями разнообразие сталкивающихся дорог, прошлого, настоящего и будущего.

Пути эти расстелены между детством Саула и Иоанны на немецкой земле и зрелостью на земле Израиля, между чужой землей и врастанием в землю праотцев, землю родины, и борьбой за ее освобождение в войне за Независимость. Нелегкую жизнь прошли люди поколения доктора Артура Рупина, которые проложили путь всем последующим поколениям.

Я хотела выразить в этой книге колебания моих сверстников, заблудившихся на своем пути и ищущих его между еврейским и нееврейским миром, выразить благодарность тем из моего поколения, кто проложил нам путь сюда, в Израиль.

Я благодарю широкую общественность, которую представляет муниципалитет Хайфы, за этот прекрасный, подаренный мне вечер, за понимание моих творческих намерений, за кредит общественного доверия к моим дальнейшим творческим усилиям”.

Она ведет себя сдержанно и даже равнодушно к такому огромному успеху. Все публикации о романе, о ее личной жизни словно бы не касаются ее. Проходят недели, долгие месяцы, а имя Наоми Френкель не сходит с газетных страниц. Боясь ее преувеличенной чувствительности, Израиль предупреждает: “Девочка моя, эта реклама осложнит твою жизнь. Но ты одарена сверх меры, и твой долг – творить. Если не будешь писать, ты рискуешь закончить свою жизнь в доме умалишенных”.

Он обнимает ее и говорит: “Даже если в одном или