Книга Если бы всё было иначе - Сара Эверетт

Причем он ничего из этого не отрицает. Еще много недель назад он напрямую сказал мне, что хочет, чтобы я ушла до того, как он мне надоест. Возможно, это мне нужно переживать, что я надоем ему, но я искренне о нем забочусь и знаю: сейчас я единственный человек, который у него есть. И если Мэл научила меня хоть чему-то, так это тому, что заботиться о ком-то и быть единственным человеком в его жизни уже немало значит.

– Вы же знаете, что, как бы вы ни старались, я от вас не отстану? – спрашиваю его я, но он только фыркает.

Когда наши два часа подходят к концу, я сжимаю его руку.

– Увидимся через пару дней, Эрни.

Он только молча смотрит мне вслед.

За следующие несколько недель я снова привыкаю к рабочему ритму. Лагерь, Эрни, теннисные тренировки. В конце августа отец Уиллоу зовет меня в свой кабинет в клубе «Выигрыш» и спрашивает, не хочу ли я подрабатывать у них тренером на полставки. Это превосходное предложение: по сути, я должна буду работать столько же часов, но еще и получать за это деньги. Только вот я изначально пришла помогать в клуб не за этим. Во-первых, когда не стало Ро, они потеряли инструктора. Во-вторых, я хотела сделать так, чтобы кто-нибудь полюбил теннис настолько же сильно, как Ро. Ему так и не удалось вернуться в Винчестер и стать главным тренером в клубе – он всегда говорил, что так и сделает, если не станет профессиональным теннисистом или когда закончится его спортивная карьера.

Поэтому я благодарю мистера Хэйстингза за предложение, но говорю, что хочу остаться в клубе в качестве волонтера. Он смотрит на меня так, словно у меня выросла вторая голова.

– Я ведь предлагаю тебе делать то, что ты уже и так делаешь, только за деньги, – поясняет он.

– Я понимаю. Но мне неловко принимать их, – отвечаю я. – Я подрабатываю здесь, чтобы… отдавать, а не брать.

Несколько мгновений он смотрит на меня, потом качает головой.

– Ладно. Скажи, если передумаешь.

Я обещаю, что скажу, но знаю, что этого не произойдет.

На следующий день Диана вызывает меня в свой кабинет. Я прихожу к выводу, что она хочет сказать мне что-то плохое, потому что встреча с мистером Хэйстингзом прошла хорошо, а вселенная всегда стремится поддерживать равновесие.

– Ты хотела меня видеть? – спрашиваю я, засовывая голову в ее кабинет.

– Да. Заходи и садись, – говорит она, указывая на свободный стул, стоящий у стола напротив нее. – В общем, все в нашем лагере безумно впечатлены тем, как ты работала этим летом. Сейчас смена подходит к концу, и большинство капитанов возвращаются в школы и университеты. Но, насколько я знаю, ты в этом году остаешься в Винчестере?

Я киваю.

– Замечательно. Пока ты не успела найти себе другую работу, я хотела спросить: не хочешь ли ты стать частью команды, которая работает над дневной программой нашего центра во время учебного года?

– Ты серьезно? – спрашиваю я.

Она улыбается мне.

– Серьезно.

Я соглашаюсь на эту работу. Я не настолько глупа, чтобы не понимать, что этот год мне нужно будет где-то работать; к тому же это совсем другое по сравнению с теннисным клубом. Ко всему прочему, эта работа будет занимать у меня сорок часов в неделю. Если добавить к ней мои визиты к Эрни и волонтерство в клубе, то окажется, что все мои рабочие дни расписаны практически до минуты.

В последний день лагеря дети дарят нам цветные рисунки, и мы все плачем, прощаемся и обнимаем друг друга. Мне грустно, что лето заканчивается, но я привыкла к печали, поэтому практически ничего не чувствую.

В воскресенье, через два дня после окончания лагеря, я стою у дома Уиллоу и обнимаю ее, перед тем как родители отвезут ее в аэропорт.

– Все помнят мою лучшую подругу Джесси, которая появлялась в ролике про отдых на природе? – спрашивает она, направляя на меня камеру. Я стараюсь не напрягаться и не выглядеть чудачкой. – Она пришла со мной попрощаться и принесла мне эти конфеты, а также обалденный чехол для камеры, которым мне не терпится начать пользоваться!

Она обнимает меня за плечо, так чтобы мы обе попали в кадр.

– Мне так грустно, что я уже не хочу никуда ехать.

– Тебе будет хорошо в Хьюстоне, – говорю я, чувствуя, как в горле образуется комок. Я вдруг понимаю, что вот-вот потеряю своего последнего друга.

– Наверное, – соглашается она. – Только там не будет вас с Брэттом.

Внезапно она шмыгает носом, опускает камеру, и мы крепко обнимаем друг друга.

– Черт, я сейчас себе весь макияж испорчу, – говорит она.

– С ним все чудесно, – отвечаю я, стирая потекшую тушь с ее щеки.

– Брэтт говорил, что собирается приехать ко мне на следующих выходных?

Я качаю головой.

– Это меня немножко утешает. И еще я рада, что родители больше не смогут за нами следить, – шепчет она мне на ухо. Ее мама с папой что-то делают в доме, но она перестраховывается, потому что эта информация явно не для их ушей.

– А тебе не кажется, что ты по-прежнему записываешь видео? – спрашиваю я и смеюсь: Уиллоу редко ругается, но сейчас из ее рта вырывается неприличное слово.

Она выключает камеру.

– Обещаешь, что будешь рассказывать все новости про Люка? – просит она.

Уиллоу все еще надеется, что мы с Люком снова начнем встречаться, хоть я и сказала ей, что мы не разговаривали со дня похорон.

– Их наверняка не будет, но хорошо.

– Будь добрее к самой себе, – говорит она и заключает меня в объятия еще раз. Несколько минут спустя я иду к своей машине, машу Уиллоу на прощание рукой и уезжаю домой.

25

Мама 2.0 созывает семейный совет через пару дней после отъезда Уиллоу и через четыре дня после окончания лагеря. Я присутствовала на нескольких семейных советах у Коэнов, когда они распределяли домашние обязанности или обсуждали то, что нельзя пускать собаку на мягкую мебель, и прочие вопросы, которые могут вызвать в семье разногласия.

Естественно, в моей семье ничего подобного никогда не было. По крайней мере, в моем присутствии. Может быть, в прошлом мои родители что-то такое и делали, я понятия не имею.

После ужина я плюхаюсь на диван. Я настороженна и не знаю, чего ожидать. Если честно, я в любой момент готова ощетиниться и начать обороняться. Все-таки мы ни разу не обсуждали нашу ссору после того, как я вернулась от Люка в пять утра. Когда Мэл умерла, мои родители вели себя так, будто я ничего не говорила, и мы вернулись к тому, что в нашем доме называется «нормальной жизнью».

Удивительно, но, хотя мама сама созвала этот семейный совет, она явно нервничает. За последние несколько месяцев я начала замечать, что она часто моргает, когда из-за чего-то тревожится. Это крошечная деталь, одна из ее особенностей, которые легко упустить, но все-таки она наводит меня на мысль о том, как мало я знаю о собственной матери. Как мало времени я провожу с ней.