Книга Франция и Англия X-XIII веков. Становление монархии - Шарль Эдмон Пти-Дютайи

В первые годы его царствования ничто не предвещало, что оно кончится гражданской войной. Чиновники охраняли и совершенствовали административную и фискальную машину. Недовольство, вызванное их требованиями и неудачами во Франции, было не очень сильно. Потеря Нормандии и земель по Луаре не задели глубоко монархического престижа. Считали, что в конце концов это дело личное, которое касается короля; пусть он и заботится о нем. Управление было в руках человека опытного, архиепископа Губерта Вальтера; он импонировал новому королю, который его боялся. Все переменилось, как только он умер (13 июля 1205 г.). Старая королева, Алиенора Аквитанская, суждения которой были так тонки, угасла еще раньше, 31 марта 1204 г. Капризная воля и болезненная неустойчивость Иоанна не имели уже никакого противовеса. И тотчас же по поводу преемника Хьюберта Уолтера в его пастырском сане началась трагедия этого царствования.

Архиепископ Кентерберийский должен был быть канонически избран монахами Christ Church. Эти монахи были люди светские, которые хотели архиепископа не очень требовательного. Иоанн же Безземельный со своей стороны хотел на этот раз иметь на кентерберийской кафедре слугу испытанной покорности. Но Иннокентий III не хотел принимать ни одного из этих двух кандидатов, и монахи Christ Church должны были избрать им намеченного человека, английского кардинала, преподававшего богословие в Риме, Стефана Лангтона. Иоанн отказался утвердить его и принять в свое королевство.

Столкновения между государями и церковью по поводу выборов происходили нередко на Западе, и обычно папа добивался, при помощи своей дипломатии, того, что его соображения брали верх. Но Иоанн был в это время окружен выходцами из Пуату и Турени, которые, после потери областей по Луаре, нахлынули на Англию и овладели благосклонностью Иоанна; таковым был, например, Петр де Рош, с недавнего времени епископ Винчестерский, тип придворного епископа, готового на все, лишь бы сохранить милости своего господина[115]. Раздраженное тщеславие короля, подстрекаемое его иностранными фаворитами, а также гордый и надменный характер Стефана Лангтона сделали примирение между ними невозможным. В конце концов на Англию был наложен интердикт папой (24 марта 1208 г.), а в следующем году король был отлучен от церкви.

Интердикт продолжался шесть лет. Королевский авторитет был еще так силен в Англии, что Иоанн мог заставить слушаться себя чиновников-клириков, устрашенных казнью одного из них, и навязать свою волю всей англиканской церкви; только епископы, за исключением двух придворных прелатов, покинули королевство, чтобы не подчиняться. Все церковное имущество было конфисковано, и духовенство существовало только на назначаемое ему содержание. В конце концов, мог произойти раскол, если бы у Иоанна не закружилась голова. Он усвоил себе привычки деспота, позволял своим служащим злоупотреблять властью больше, чем когда бы то ни было, и лично оскорблял некоторых из своих баронов. Филипп Август внимательно следил за событиями; он охотно откликался на все представлявшиеся ему возможности. В 1212 г. один из самых богатых сеньоров лондонского округа, Роберт Фиц-Уолтер убежал во Францию. В 1213 г. Филипп Август принял предложение папы, который низложил Иоанна Безземельного и пригласил короля Франции овладеть вакантным королевством. Иоанн рисковал лишиться трона; он был извещен, что Иннокентий III, несмотря на свои обязательства перед Филиппом, готов даровать ему прощение под условием полного смирения. И он в конце концов смирился и 16 мая 1213 г. согласился выплачивать Святому престолу ежегодную дань в тысячу марок в стерлингах в качестве вассала за Англию и Ирландию. Вот начало акта подчинения, обращенное ко всем верным чадам Христа:

«Этой хартией, снабженной нашей печатью, мы хотим осведомить всех вас, что так как мы причинили много обид Богу и матери нашей, Святой церкви, то вследствие этого мы лишились Божьего милосердия, и, так как мы не можем предложить Богу и церкви должного им удовлетворения, иначе как смирив себя и свои королевства… то мы, по нашей доброй и не принуждаемой никем воле и по общему совету наших баронов, свободно даруем и уступаем Богу и святым апостолам Петру и Павлу и Святой римской церкви, нашей матери, и господину папе Иннокентию и его католическим преемникам все королевство Англии и королевство Ирландии со всеми их правами и тем, что им принадлежит, за отпущение всех наших грехов и грехов членов нашего рода как живущих, так и умерших; и с этих пор, получив и держа эти королевства от Бога и римской церкви, как вассал, мы, в присутствии прюдома Пандольфа, иподиакона и приближенного господина папы, обязались верностью и принесли в ней присягу господину папе Иннокентию и его католическим преемникам и римской церкви, и мы совершим оммаж господину папе в его присутствии, если нам удастся находиться перед ним; и мы обязываем наших преемников и законных наследников на веки вечные в том, что и они подобным же образом должны будут беспрекословно принести присягу на верность и подтвердить оммаж суверену первосвященнику тогдашнему и римской церкви».

Таким образом, Иоанн совершал акт покаяния за свои проступки и проступки своего рода. Но, так же, как и Генрих II когда-то, он благодаря этому выбрался из затруднительного положения. Большинство его подданных проявили чувство удовлетворения, видя, что закончился продолжительный кризис, который беспокоил верующих и произвел потрясение в англиканской церкви. Феодальные узы не имели в себе ничего унизительного, так что очень немногие понимали важность этого подчинения Святому престолу. Видел ли Иоанн Безземельный в этом способ обеспечить себе покровительство, которое, ввиду все усиливающейся оппозиции баронов, могло сделаться полезным ему? Действовал ли он под давлением внезапного упадка духа или по лукавству? Мы этого не знаем. Но, во всяком случае, ему чуть было не удалось добиться успеха и восстановить режим тирании.

Но архиепископу Стефану Лангтону благодаря своей стойкости и рассудительности удалось поднять дух колеблющейся оппозиции и организовать ее. Утвердившись на кентерберийской кафедре, он хотел играть роль, по традиции присвоенную примасу Англии, и вновь поставить короля на правильный путь. Не очень надеясь достигнуть своей цели, так как он презирал Иоанна Безземельного, Лангтон, имея поручение снять с него отлучение, потребовал от короля присяги в том, что он восстановит каждого в его правах. Иоанн поклялся сделать все, что от него требовали; но он только и мечтал об отмщении. Ему не удалось уговорить своих баронов участвовать в походе, который он хотел предпринять для наказания Филиппа Августа: они заявляли, что не обязаны выполнять военную повинность вне пределов королевства. Его злоба обратилась на них, и он хотел силой заставить их подчиниться. При таких-то обстоятельству Стефан Лангтон 25 августа 1213 г. собрал большое число баронов и прелатов в церкви Св. Павла в Лондоне и заставил их поклясться, что они будут бороться для получения вольностей, изложенных в хартии, текст которой при этом был зачитан и истолкован. Возможно, что этот текст и был тем, что ученые называли «неизвестной хартией английских вольностей» и что именно он по причинам, о которых можно только строить разные предположения, сохранился в нашей Сокровищнице хартий. Это необработанный, наскоро составленный проект, излагавший, без сомнения, те уступки, которые незадолго перед этим удалось вырвать у Иоанна и которые он отказывался исполнить. Текст этот начинается воспроизведением хартии Генриха I; у Стефана Лангтона были основательные причины опереться на эту знаменитую хартию, в которой Генрих объявлял, что «прежде всего освободит Святую церковь Божью». Затем идет дюжина параграфов о соблюдении прав и обычаев, относительно суда, рельефа и опеки над ленами, вдовьей части и приданого вдов, выдачи замуж наследниц, долгов, несовершеннолетних, выполнения военной повинности во Франции, щитового налога; правила, касающиеся лесов, будут смягчены. Проект этот представляет большой интерес, так как его постановления будут повторены и развиты позднее в петиции баронов 1215 г. и в Великой хартии; можно заметить, что дело здесь идет почти только об уступках, сделанных знати; и в Великой хартии это будет еще главным предметом.