Книга Лунный свет - Патриция Райс

Подавляя тревогу по поводу местонахождения своего судна, Остин вышел во двор, чтобы побеседовать с людьми, поджидавшими его. Цены на шерсть упали, а на все остальное – резко поднялись, и мелкие фермеры оказались вытесненными с рынка. Эти люди были только малой частью тех, кто вдруг обнаружил, что не может прокормить свои Семьи на ту малость, что они добывали от своего скота и своей земли.

Большинство из них не были профессиональными плотниками, но теперь Остин не сетовал на то, что ему не хватает рабочих рук.

Поговорив с работниками. Остин узнал одинокого всадника, подъехавшего к воротам на дряхлой кляче. Шериф Флетчер был тугодум и бедняк. О лошадях он заботился плохо. Но он был основательным, честным и обязательным парнем, и Остин жаждал услышать, что он расскажет ему об их заключенном.

Оставив Джона договариваться с новыми помощниками, Остин прошел через двор к поджидавшему его шерифу. Мышцы ног еще не пришли в норму, рана этой ночью снова открылась, но он мог ходить без трости и практиковался в этом. Слишком много было у него забот, чтобы откладывать их из-за больной ноги.

Шериф с угрюмым видом стоял рядом со своим рысаком и глядел, как граф направляется к нему от пожарища. Он не любил иметь дела с благородными, а за последние несколько дней провел здесь больше времени, чем за всю свою жизнь. За сегодняшний приезд он не ожидал благодарности.

– Доброе утро, шериф, – приветствовал его Остин. В йоге пульсировала боль, а голова была занята расчетами: сколько будет, стоит постройка новой конюшни и насколько это помешает его планам.

– Доброе утро, Ваше сиятельство, – неуклюже ответил шериф. – Я хотел сообщить вам новость раньше, чем остальным.

Остин кивком велел ему продолжать.

– Магистрат отпустил Эверсли на свободу без залога этим утром. Они сказали, что нет достаточно улик для его задержания, и рассмотрение дела отложено до следующей сессии. Сэр Джордж будет не слишком рад, если я не привезу вас к нему. Он тяжелый человек, если ему перечат.

– Бог мой!

Остин почувствовал новую тяжесть на своих плечах и автоматически выпрямился. Если Эверсли на свободе, никто из них не может чувствовать себя в безопасности. У сэра Джорджа тыква между ушей.

Шериф ожидал дополнительных распоряжений, кроме призывов к всемогущему. Молиться полезно так же, как постучать по дереву или перебросить через плечо соль, но ему всегда казалось легче позаботиться о делах самому, а не ждать милости с небес.

Остин быстро принял решение: Он не сказал шерифу, что собирается убить Эверсли в тот же момент, как тот ступит на его землю. Единственное, на что оставалось посягнуть, был дом и его жители. Он не мог вообразить, что этот человек обезумел настолько, чтобы вернуться, но не собирался давать ему шанс.

– Возможно, он захочет отомстить за прошлую ночь, Флетчер. Мне нужен человек, который бы все время присматривал за поместьем. Если вы знаете кого-нибудь, пришлите его ко мне. Я буду вам благодарен, если вы будете сообщать мне о местопребывании Эверсли. Если у него осталась хоть капля здравого смысла, он должен быть сейчас на полпути к побережью, но я не могу на это полагаться.

Граф говорил с известной долей равнодушия, которое изумило шерифа. Он ожидал проклятий и ругательств, но такая холодная оценка ситуации казалась ему более разумной. Однако он мало, что мог сделать.

В это время чья-то карета на полном ходу повернула на подъездную аллею, забрызгивая грязью элегантную ливрею лакея. Возможно, в этом таилась разгадка спокойствия графа, но Флетчер почувствовал себя лишним и не решился медлить. Пробормотав несколько слов о том, что охрану он постарается обеспечить, шериф ускользнул, с любопытством поглядывая на приближающийся экипаж. В этой глуши такой кареты не видали, а крест на дверце говорил о дворянстве. Люди благородного происхождения редко здесь появлялись.

Остин узнал визитера прежде, чем карета подъехала ближе, и сердце у него екнуло. Судя по состоянию экипажа и его скорости, герцог путешествовал большую часть ночи. Это не сулило ничего хорошего. Он взглянул вверх, на окно, за которым спала Обри, и душа его сжалась. Он не хотел позволить ей уехать так рано, но вести об Эверсли требовали, чтобы она уехала.

Остин молча стоял, пока лакей соскользнул с запяток, чтобы откинуть подножку и открыть дверь перед своим хозяином. Герцог вышел сам. Он выглядел похудевшим, лицо заострилось по сравнению с тем, каким видел герцога Остин в прошлый раз, но в обжигающем взгляде, которым он одарил своего зятя, не было и намека па слабость.

– Где моя дочь? – сразу же спросил он, не протягивая руки и направляясь к парадному входу.

– Спит.

Остин не поспешил за ним, заставив герцога обернуться и смотреть на него, пока он подходил.

– Что, черт возьми, она делает в постели в такой час? Она никогда так поздно не спала. Что здесь происходит? – добавил он, взглянув на почерневшие остатки некогда шикарной конюшни. Он заметил их еще раньше, но ярость мешала любому вежливому разговору на эту тему. Теперь же они показались ему уместным дополнением к цели его приезда.

– Небольшая неприятность, – сухо ответил Остин, идя впереди по парадной лестнице. – Мы поздно легли, и я велел служанкам не беспокоить ее.

Он открыл широкую дубовую дверь и жестом пригласил герцога войти.

– Хорошо, скажите им, чтобы привели ее сюда немедленно с собранными чемоданами. Она едет со мной.

Герцог последовал за Хитмонтом в холл. Не обращая внимания на величественную готическую архитектуру, он огляделся и, увидев зажженный в боковой комнате камин, направился туда.

Мэгги стояла, широко раскрыв глаза, на нижней ступеньке, и Остин отрывисто кивнул ей.

– Разбудите леди Обри и пригласите ее вниз, когда она оденется.

Он не дал ей возможности задать вопросы и последовал за тестем в кабинет, закрыв за собой дверь.

– Вы намерены объяснить этот визит? – сухо осведомился Остин, глядя на бутылку с бренди, оставшуюся с прошлой ночи. Добрый глоток был бы, кстати, но сейчас только утро, и подобный поступок наверняка не вдохновлял отца Обри.

– Вам нужны объяснения? – проревел герцог, оглядываясь вокруг. Он мрачно посмотрел на потрескавшуюся кожу кресла, стоявшего у камина, и остался стоять.

– Осмелюсь полагать, я ничего не сделал такого, о чем бы вы не знали раньше. Полагаю, в свое время я предельно ясно дал понять, что не в состоянии предоставить Обри ни того комфорта, к которому она привыкла, ни общества. Я обрисовал ситуацию предельно четко, как мне кажется.

Нога болела, но пока герцог стоял, Остин не мог сесть.

Герцог фыркнул. Осмотрев обтрепанные предметы меблировки, он уселся в, кресло Остина, предоставив своему зятю кушетку, на побитой молью обивке которой тот устроил свою больную ногу.

– Я знаю, что у вас есть идиотское предубеждение не использовать наследство Обри, вот почему я дал за ней хорошее приданое. На что, черт возьми, вы его потратили, если не на то, чтобы сделать эти руины комфортабельными для нее? – возмущенно спросил герцог, т– Эти проклятые слухи никогда меня не волновали, пока они не касались Обри, но им нет конца. В чем там дело с убийством вашей служанки? Это зашло слишком далеко.