Книга Рутинёр - Павел Корнев

В голове колыхнулась острая боль, и я разом осознал, что прежде уже оказывался в схожей ситуации в языческом капище Рауфмельхайтена, когда разбуженное от векового сна воплощение древней богини пожрало эфир. Мир не умер, просто из него вырвали кровоточащий клок!

Порождённая магической бурей неподвижность продлилась лишь краткий миг, а потом кто-то пронзительно закричал и выпал из седла на мостовую, кто-то обмяк, навалившись на лошадиную шею. Простецов всплеск незримой стихии затронул не слишком сильно – в отличие от колдунов они не бились в судорогах и не пытались вырвать себе глаза, но в любом случае гвардейцам и дворянам пришлось усмирять перепуганных лошадей, эта заминка всё и решила.

Тенты фургонов бродячего цирка разошлись длинными прорехами и наружу выглянули десятки мушкетных стволов, а следом рухнули закрывавшие проходы между повозками дощатые щиты. На дорогу уставились шестифунтовые пушки, мелькнули огни запальников, и даже с такого расстояния я отчётливо расслышал чёткую команду:

– Пли!

Единственное, что успел сделать, – это вывалиться из седла да взмолиться небесам, чтобы не затоптали обезумившие лошади. А следом грянул слаженный орудийный залп и захлопали мушкеты. Основной целью нападавших стала головная часть колонны и кареты, вдоль улицы оказалась направлена только одна пушка из четырёх, но и так всюду разлетелись оторванные конечности, по брусчатке ручьём потекла кровь, а промелькнувшая надо мной картечина навылет пробила одного из следователей, и на куски разнесла голову вон Ларсгофа. Изувеченное тело юноши рухнуло рядом, и я немедленно завладел его пистолем, заменив им собственное оружие.

– Вперёд! – перекрывая пронзительные вопли раненых и ржание обезумевших лошадей заорал уцелевший при обстреле капитан Колингерт, и я подхватил его крик.

– Вперёд! Вперёд!

Решительный бросок был нашей единственной надеждой на спасение: с обоих сторон дома выстроились будто по линейке, фасады примыкали вплотную друг к другу, и под непрерывным обстрелом до ближайшего перекрёстка было попросту не добежать. Да и некуда было отступать – из дальних переулков тут и там выскакивали люди с белыми повязками на рукавах; рассредоточенные наблюдатели Кабинета бдительности попытались задержать их, и захлопали выстрелы, зазвенела сталь.

Спасли ситуацию уцелевшие гвардейцы. Опытные рубаки совладали со своими привычными к грохоту выстрелов скакунами; в подобных свалках на поле боя им случалось бывать не раз, они своё дело знали. Вразнобой захлопали ответные выстрелы, тут и там в тентах фургонов начали возникать пулевые отверстия, а потом над улицей грянул клич лейб-гвардии:

– Орёл и звезда! Корона и орёл!

Обстрел заметно стих, я ухватил за повод бежавшую мимо лошадь, рывком остановил её и вскочил в седло.

– Вперёд! Вперёд! – надрывался капитан Колингерт. – За императора!

Навстречу гвардейцам полетели ручные бомбы, рявкнули взрывы, с визгом полетели во все стороны осколки, улицу окончательно затянуло непроглядной пеленой порохового дыма, и под этим прикрытием мы ринулись в контратаку. Шальная пуля угодила в грудь коню, и я едва не сломал себе ноги, спрыгивая на брусчатку. Не удержался, покатился кубарем, приложился головой о булыжники, да так лихо, что край шлема сполз на глаза.

Сдёрнув его, я потянул из седельного чехла короткий кавалерийский мушкет, заметил в сизом мареве движение огонька, и упал за лошадиный круп в тот самый миг, когда из запального отверстия пушки выбросило сноп искр.

Грохнуло! Картечь прошла стороной, скосив полдюжины всадников, скакавших по краю мостовой; по колоннам галереи и стене дома за их спинами шибануло свинцом и ошмётками плоти. Тут же плюнуло огнём и дымом орудие у дальнего фургона, и я выпрямился, вжал приклад в плечо, безмерно жалея, что в руках не проверенный в бою штуцер.

Вновь в сизой пелене мелькнул огонёк запальника, я задержал дыхание и утопил спуск. Мушкет после мимолётной заминки выстрелил, и едва различимый в дыму фейерверкер зашатался, отступил от пушки и скрылся из виду, а в следующий миг уцелевшие гвардейцы и лиловые жандармы сошлись с нападавшими в рукопашной. В проходах разгорелась ожесточённая схватка, кто-то забирался через прорехи сразу под тенты и связывал боем стрелков, кто-то лез на ту сторону под днищами повозок. Не стал терять времени и я, позаимствовал у мертвецов пару пистолей и побежал, перескакивая через изуродованные тела и проскальзывая на залитых кровью булыжниках.

Выстрелы за спиной стихли, я оглянулся и выругался. Посреди улицы строились в шеренги люди с белыми повозками, им вполне по силам было задержать подкрепление из Ангельской цитадели и ударить нам в спину. Не сомнём сопротивление стрелков – окажемся между молотом и наковальней; тогда точно конец.

Звуки стрельбы послышались и со стороны Староимперского тракта, но мне уже было не до того. Приходилось лезть через завалы из обезображенных тел чуть ли не по колено в крови, и под ногами мерзко чавкало страшное месиво, а потом я нырнул в облако порохового дыма, перебрался через разорванную надвое лошадь, из нутра которой вывалились кишки, едва не споткнулся о всадника с щерившейся зазубренными краями дырой в кирасе и очутился у прохода меж фургонов. Жандармы пытались взломать оборону бунтовщиков, но зазор между бортами перекрывало артиллерийское орудие и с полдюжины безжизненных тел. Я уложил руку с пистолем на плечо одному из подчинённых Колингерта и всадил пулю в голову ближайшего гандлангера с белой повязкой на руке.

Тот выронил алебарду и рухнул навзничь, жандармы при поддержке пары примкнувшим к нам гвардейцев оттеснили остатки расчёта и ворвались в образовавшуюся брешь.

– Орёл и звезда! – грянул боевой клич лейб-гвардии; я поспешил следом и получил шпагой от невысокого полноватого сеньора с цветастым шейным платком. Короткий клинок скрежетнул о кирасу и соскользнул в сторону, а второй раз нападавший ударить не успел, упал с простреленной грудью.

Отбросив разряженный пистоль, я обнажил палаш и только тогда осознал, что именно этого человека Ганс Рикель представил мне в качестве нынешнего обер-фейерверкера Сизых псов.

Святые небеса! Вот так поворот!

Рубанув по шее отступавшего от двух жандармов артиллериста, я смахнул плеснувшую в лицо кровь, и тут в фургоне грохнул выстрел, ближайший ко мне боец упал с простреленной головой. Его напарник ткнул палашом прямо через тент, и кто-то жалобно вскрикнул, выдернутый обратно клинок оказался перепачкан красным.

Добить бы – да не судьба, от соседнего фургона уже набегали три головореза с белыми повязками на рукавах. Я парировал первый замах и отступил. Увы, сделал это недостаточно быстро, и жёсткий удар оставил на кирасе вмятину, чуть не сбив меня с ног.

Пока восстанавливал равновесие, последовала новая атака, её удалось погасить вовремя подставленным палашом, клинки сцепились, левая ладонь нашарила рукоять кинжала, но вытянуть его из ножен не успел. Позади нападавших возник гвардеец с мушкетом, он пальнул в моего противника и сразу ткнул штыком под лопатку второго из рубак. Последнего достал уже я; зашёл сбоку и приложил палашом по голове, развалив её надвое.