Книга Шкатулка хитросплетений - Терри Брукс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ехать верхом до Бездонной Пропасти надо было два дня — слишком долгий срок при данных обстоятельствах. И Бен заключил сделку со Страбоном. Дракон подвезет его до владений ведьмы и обратно, а в обмен получит Шкатулку Хитросплетений. Только дракон должен пообещать, что ее больше никто не увидит, что никто, включая и его самого, никогда не попытается ее открыть. Страбон согласился. Он дал твердое и нерушимое обещание. Он дал свое драконье слово.
— Этого достаточно, — прошептал на ухо советник Тьюс. — Слово дракона — для него закон.
И вот Бен влез на спину Страбону, и они понеслись сквозь штормовые ветры и дождь и в конце концов вырвались из туч к чистому небу. Солнце снова лило свет на землю, золотя степи и холмы, простирающиеся к северу, прорезая светлую полосу в отступающем мраке.
— Она здесь, Холидей, — бросил через плечо Страбон, когда подлетали к месту. Его острые глаза разглядели сильфиду намного раньше Бена.
Они стремительно приземлились на вершине холма, вокруг которого раскинулся редкий лес. Ивица появилась на другой стороне луга, поросшего цветами и окаймленного Лазурными друзьями, и Бен, забыв обо всем на свете, кинулся ей навстречу. Она окликнула его, сияя улыбкой, и на глазах у нее снова выступили слезы.
Он подбежал к ней и резко остановился: сверток, который она несла в руках, стал хрупким препятствием между ними. Что это у нее?
— С тобой все в порядке? — встревоженно спросил он, спеша убедиться в том, что она здорова, мечтая поскорее просто услышать ее голос.
— — Да, Бен, — ответила она. — Ас тобой? Он счастливо улыбнулся.
— Я люблю тебя, Ивица, — сказал он.
Бен почувствовал, как волнение сдавило ей горло.
— Иди посмотри на наше дитя, милый, — прошептала Ивица.
Бен шагнул вперед, преодолев то небольшое расстояние, что разделяло их. Его переполняли ожидание и недоверие. Все случилось слишком быстро, думал он.
Еще не пора. По ней даже не видно было, что она беременна. Как она могла так скоро родить?
Но сияние ее улыбки прогнало все его вопросы. — Дитя? — переспросил он, и она кивнула. Ивица раздвинула складки плаща, чтобы Бен мог посмотреть. Он наклонился, чтобы лучше видеть.
Пара ослепительно-зеленых глаз удивленно уставилась на него.
Журналист отпивал понемногу ананасово-клубничный коктейль в гостиной Гарольда Крафта в его роскошном доме на Бриллиантовом мысе и смотрел через огромный простор веранды и плавательного бассейна на только чуть-чуть более огромный простор Тихого океана. День клонился к вечеру, солнце медленно опускалось на запад, к прямой линии горизонта. Постепенная смена освещения обещала очередной невероятно прекрасный гавайский закат. Гранитные полы гостиной и веранды блестели, словно инкрустированные крупицами золота. Камень заканчивался у бассейна, сооруженного таким образом, что дальний его конец, расположенный чуть ниже, создавал впечатление, будто вода переливается из бассейна и водопадом стекает в океан. В одном конце веранды приветливо бурлило джакузи. В другом конце царили бар и пространство для приготовления еды, снабженное всем на свете, включая пустые кокосовые орехи, в которых приготовлялись тропические напитки во время вечеров, часто устраиваемых писателем.
По самым скромным оценкам, этот дом стоил пятнадцать миллионов долларов, хотя цены на недвижимость всегда целиком зависят от рынка и не поддаются объективному анализу. Расположенные поблизости дома шли по десять миллионов и больше, но в отличие от этого особняка они были лишены как обширного земельного участка, так и великолепной панорамы, охватывавшей почти весь Гонолулу. Незастроенные участки в этом районе стоили по пять миллионов. Сам журналист жил в Сиэтле, в доме, купленном пятнадцать лет назад за сумму, несколько меньшую, чем та, которую Гарольд Крафт зарабатывал за один месяц.
Крафт вернулся из своего кабинета, куда ходил, чтобы ответить на телефонный звонок, оставив журналиста попивать великолепно смешанный коктейль и восхищаться роскошным видом. Коротко извинившись за то, что отсутствовал так долго, он прошел к бару, налил себе чаю со льдом, подошел к дивану, где его терпеливо дожидался журналист, добившийся права взять у него интервью, и снова уселся. Он был высок и строен, в волосах и в бородке клинышком начала пробиваться седина, но двигался он, как длинный, ленивый и изящный кот. На нем были шелковые брюки и рубашка и кожаные сандалии ручной работы. Его загорелое лицо украшал орлиный нос, бежевые глаза смотрели удивительно проницательно. Ходили слухи относительно косметических операций и жесткого режима тренировок, но для богачей и знаменитостей в этом не было ничего необычного.
— Хорошие новости, — с улыбкой сообщил он. — Раз уж вы находитесь здесь, могу ими поделиться. Киностудия «Парамаунт» только что купила права на «Волшебника». Два миллиона долларов аванса. Они хотят, чтобы главную роль играл Шон Коннери, а принца — Том Круз. Ну, что скажете?
Журналист уважительно улыбнулся:
— Скажу, что вы стали на два миллиона долларов богаче. Примите мои поздравления. Крафт чуть поклонился:
— Погодите, пока включится торговля. Вот где настоящие деньги.
— Вы пишете свои книги в расчете на продажу экранизаций? — спросил журналист.
Пока он от Крафта добился слишком мало, чтобы это удовлетворило его самого или его журнал. Крафт за два года опубликовал три романа, которые почти все время оставались в списках бестселлеров. Только книг в твердом переплете было продано свыше пяти миллионов. Но больше о нем никто ничего не знал. Несмотря на свой шумный успех и славу, он во многом оставался загадкой. Он утверждал, что находится в изгнании, но отказывался говорить, откуда его изгнали. Он утверждал, что он политэмигрант.
— Я пишу, чтобы меня читали, — непреклонно ответил писатель. — А все, что происходит потом, решает потребитель. Конечно, я хочу заработать деньги. Но больше всего я хочу быть счастливым.
Журналист нахмурился:
— Это звучит немного…
— Наивно? Да, наверное, это так. Но я в жизни немало испытал и перепробовал, и побывал во многих местах, а в результате не получил практически ничего. Что у меня есть — только я сам, а мое творчество — это продолжение моей личности. Знаете, ведь очень трудно отделить одно от другого. Писатель не может просто отметиться на проходной, отправляясь домой по окончании рабочего дня. Он постоянно носит свою работу с собой: думает о ней, оттачивает каждую фразу, словно чистит фамильное серебро. Если вы ею недовольны, вы вынуждены жить с этим недовольством. Вот почему я хочу быть счастливым в том, чем занимаюсь. Быть счастливым важнее, чем быть богатым.
— А быть счастливым и богатым еще лучше, — напомнил ему журналист. — За вами числится несколько поразительных успехов подряд. А вы часто вспоминаете свое житье до того, как вас начали публиковать?