Книга Пальцем в небо - Маргарита Ардо

Мама Джека подошла, поправила пару подушек под моей головой, улыбнулась и села рядом.

— Расскажете, каким Джек был маленьким? — спросила я. — Умираю, как хочу знать!

— Давай я тебе лучше покажу? — подхватилась она.

— Давайте! — обрадовалась я. — И не только Джека! Мне всё про семью интересно! Это же теперь и моя семья!

В глазах миссис Рендальез мелькнуло удивление и… благодарность, а на ум отчего-то пришла любимая присказка Джека: «Она не Моника». Но мне правда было интересно!

Таня подсела поближе.

— Обожаю смотреть семейные фотографии, они словно история, застывшая в моментах.

— Ой, Танита, как красиво ты сказала! — всплеснула привычно руками мама Джека. — Я сейчас. Всё, что есть, принесу!

* * *

Она вернулась скоро со стопкой старых альбомов, и в компании с бабушкой Хуанитой, от которой опять попахивало ромом.

До чего же умилителен был Жако — глазастый бутуз в коротких джинсиках, голенький на коврике, с мячиком. И постарше, с подбитым глазом, вечно со взъерошенными кудряшками, то с заговорщическим лицом, как у Тома Сойера, то с улыбкой во весь рот, но чаще с таким видом, словно его выловили на бегу, он притормозил и сейчас опять помчится, как паровоз, плавать, драться, бегать, гонять на велике.

Я положила руку на живот. Интересно, мой китёнок будет таким же? Если да, надо отлёживаться, пока в животике сидит, а то потом и присесть не удастся… А вдруг в меня получится — маленьким, как хоббит? Ой, нет! Надеюсь, нет! Пусть лучше богатырём — в папу!

Мама Джека открыла общий альбом. И я с удивлением обнаружила, что и на отца мой муж совсем не похож. Может, только ростом? Круглоносый, с глубоко и близко посаженными глазами, с усами и вздыбленным почти по-казачьи чубом над невысоким лбом, Хосе-Мария Рендальез был лишён благородства и чеканности в чертах, которые так нравились мне в Джеке. Судя по фотографиям, мистер Рендальез был неулыбчивым и достаточно строгим сеньором. Кажется, Таня тоже удивилась.

Два часа кряду слушая рассказы мамы Джека о семье, о школе и проказах моего любимого и смеясь от прибауточек и хохм от Хуаниты, я листала альбом за альбомом в надежде увидеть хоть кого-то из бабушек, дедушек, тёть и кузенов, у кого сходства с моим мужем было больше, чем смуглая кожа, карие глаза и тёмные волосы. Тщетно…

Он даже был белее их всех. Симпатичных было немало, но похожих никого среди одиночных и групповых фото на фоне бедного квартала, обшарпанного двухэтажного домика с жалюзи на ставнях, пляжа и улочек Сан-Хуана. Нью-Йоркских фотографий было очень мало. Видимо, все уже в цифровом варианте…

Когда солнце спряталось за горой, и включили свет, я подтянула к себе лежащий последним толстый альбом в обложке, обтянутой лиловым бархатом.

— О, это не наш, — улыбнулась мама Джека. — Случайно прихватила. Лежали рядом. Это моей бывшей хозяйки, сеньоры Эвы. Я храню… Память.

— А можно посмотреть?

— Не стоит, сладкая моя. Чужие люди… — Мама Джека мягко забрала у меня из рук бархатный фотоальбом и поцеловала в лоб. — Тебе уже отдохнуть надо.

— Я не устала…

— Нет-нет, я с врачом созванивалась, как Джакобо велел. Сеньор Кортез сказал, что тебе надо много спать. И глазки не нагружать. Подреми хотя бы полчасика, Анхелита. Потом я тебе на ужин всё что скажешь приготовлю.

— Хорошо, спасибо! — улыбнулась я.

Досадуя на себя, одноногого, беременного зайца с сотрясённой головой, глянула на подружку. Моя Таня всегда была догадлива. Она подскочила и собрала с кровати и тумбочки разбросанные альбомы.

— Я помогу вам донести, миссис Рендальез.

— Спасибо, милая.

Они ушли, Хуанита посетовала на тучи, на то, что завтра будет дождь, а потом тоже оставила меня — «не дымить же на беременную внучку». Тани не было минут двадцать, то есть целую вечность, во мне всё аж искололось мурашками от любопытства!

Наконец, резная дверь приоткрылась, пуская готические тени на стену. Это была Таня в своём широком домашнем сарафане с зелёными «турецкими огурцами». Придерживая юбку с запахом, подружка аккуратно закрыла дверь и сказала:

— Фу-ух, какие же они болтушки… А ты им нравишься! Обеим. Приятно!

— А альбом? — я аж подскочила на кровати. — Я думала, ты догадаешься принести тот альбом! Это же тётечки, которая наследство оставила Джеку!

Таня важно надула щёки и достала спрятанный в запахе юбки альбом. Я тихонько взвизгнула и потянула к нему руки:

— Дай! Дай!

— Если что, вину в страшном любопытстве я беру на себя.

— Спасибо! — выдохнула я и с замирающим сердцем открыла обложку.

Здесь лица были совсем иными: красивыми и высокомерными. Стройная, властная дама, кажется, это и была сеньора Эва, так как её фотографий было больше всего, на вид особой сердечностью не отличалась. Вот свадьба, и её первый муж. А вот и второй, оба статные, высокие и аристократичные.

Сеньора Эва всегда была одета с иголочки, согласно фэшн-трендам — хоть в энциклопедию моды посылай. Да и антураж, как для журнала о ретро-стиле: кабриолет годов шестидесятых на фоне пальм, театр, шикарнейшее чёрное платье, высокие перчатки, бабетта на голове и трубка в губах — а ля Одри Хэпберн в моём любимом «Завтраке у Тиффани». А вот Париж и калейдоскоп европейских городов, много Испании, Нью-Йорк, сафари… Не скучная была жизнь у сеньоры Эвы! Но ни о дочери, ни о внучке, ни о зяте ничего. Наверное, сеньора Ортис де ла Вега действительно вычеркнула их даже из памяти.

Я с разочарованием закрыла альбом.

— И, правда, можно было не смотреть.

— Да нет, мне было любопытно. — Таня взяла его из моих рук и вдруг похлопала по обложке пальцами. — А тут что-то есть.

Мы в четыре руки стянули бархат с толстой картонной обложки. Три фотографии упали на белое покрывало. Я жадно схватила их и поднесла к глазам. С первой на меня смотрела похожая на сеньору Эву леди с белой кожей, чёрными глазами и королевской статью. Красивая, даже несмотря на тонкие, стервозные губы. Как у первого мужа сеньоры Ортис де ла Вега.

На одном фото ей лет тридцать, на другом — совсем ещё юная девушка, но с таким же ледяным взглядом. Я глянула на третье фото и оторопела — там была Меделин, совсем ещё подросток, с чуть более округлыми, по-подростковому припухшими чертами, но всё равно красавица. С открытой улыбкой, в коротеньком белом платьице и теннисках на стройных ножках. У меня всё оборвалось: вот она, разгадка тайны! Меделин — внучка, лишённая наследства сеньоры Эвы Ортис де ла Вега!

В висках затикало от дурного предчувствия и от того, в какую картину складывались бусины-мысли: да-да, допустим, она знала Джека раньше, но пять лет назад он получил всё! Роскошь, которая могла достаться ей! Тогда же Джек женился на Монике, а та, видимо, разболтала в Женском клубе… И Меделин, просто наставница, видящая до сих пор в красивом, неординарном Джеке, как он сам выразился, «суррогат» погибшего сына, затаилась до нужного момента. Кто знает, не приняла ли она участие в том, чтобы Моника разочаровалась в Джеке? Со мной она очень старалась, просто очень-преочень… И акционеры были не при чём!