Книга Предсказание - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В данной ситуации мы, похоже, сделали все, что могли. И если бы ее судьба была в руках Бога, мне бы, наверное, было спокойнее. Но ее судьба, похоже, находилась в руках Панчинелло Бизо, и озабоченность не отпускала меня, кружила голову, жгла желудок, болью отзывалась в суставах.
Вот я и молил Бога оставить мне моего сорванца, просил Его убедить Панчинелло довести нашу сделку до конца, пусть даже веря, что я готов совершить дурной поступок, убить Виргильо Вивасементе.
Как будто Богу требовался калькулятор, чтобы рассчитать, чего больше в моих мотивах — добра или зла.
Пока я сидел рядом с Энни, обездвиженный тревогой, Лорри наполняла реальным содержанием нашу бумажную договоренность с Панчинелло. Звонила куда следовало, координировала действия больницы и тюремной администрации.
Когда Энни просыпалась, мы говорили о многом, о капусте и королях, о поездке в Диснейленд и на Гавайи, о катании на лыжах и выпечке, но не касались того, что происходило здесь и теперь, не заикались о том, что произойдет, если…
Ее лобик согрелся, но пальцы оставались ледяными. А запястья стали такими хрупкими, что, казалось, переломятся, если она оторвет руку от одеяла.
Философы и теологи потратили столетия, обсуждая существование и природу ада, но я, сидя в больнице, знал, что ад существует, и мог подробно его описать. Ад — это потерявшийся ребенок и страх, что найти его уже не удастся.
Чиновники, что больничные, что тюремные, во всем шли нам навстречу. Во второй половине дня Панчинелло Бизо уже привезли в больницу, в наручниках и ножных кандалах, в сопровождении двух вооруженных охранников. Я его не видел, мне лишь сказали, что он в больнице.
После проведения анализов стало ясно, что почка Бизо подойдет Энни.
Операцию назначили на шесть утра.
До полуночи этого ужасного дня оставалось еще несколько часов. Панчинелло мог передумать… или сбежать.
В половине девятого вечера отец позвонил из Сноу-Виллидж, чтобы сказать, что предсказание дедушки Джозефа исполнилось, только совсем не так, как мы ожидали. Бабушка Ровена прилегла поспать перед обедом и не проснулась, уйдя в мир иной в возрасте восьмидесяти шести лет.
Лорри против моей воли увела меня в коридор, чтобы Энни не услышала эту печальную весть.
Какое-то время я посидел на стуле в пустой палате, чтобы Энни не увидела моих слез и не подумала, что я оплакиваю ее.
По мобильнику позвонил маме, мы поговорили о бабушке Ровене. Разумеется, смерть близких — это горе, но если жизнь была долгой и счастливой, а смерть пришла без боли и страха, то горевать слишком уж сильно — святотатство.
— Она ушла перед обедом, и вот это больше всего меня удивляет, — сказала мама. — Если б она знала, что должно случиться, она прилегла бы лишь после того, как мы бы поели.
Пришла полночь. И утро Дня благодарения.
Учитывая быстро ухудшающееся состояние Энни, операцию нельзя было откладывать еще на день, поэтому в шесть часов она уже была в операционной.
Панчинелло не передумал, не сбежал.
Когда он пришел в себя после операции, я навестил его. Он лежал, прикованный к кровати, под наблюдением охранника. Последний вышел в коридор, чтобы дать нам возможность поговорить наедине.
И хотя я знал, с каким чудовищем имею дело, мой голос переполняла благодарность, когда я сказал:
— Спасибо тебе.
Он одарил меня улыбкой кинозвезды, подмигнул.
— Не нужно благодарностей, братец. Я с нетерпением жду поздравительных открыток, сладостей и детективов… и еще того момента, когда одного воздушного гимнаста с сердцем змеи расчленят заживо. Если, конечно, тебя устроит такой вариант.
— Да, твое предложение мне нравится.
— Я не хочу ограничивать твое воображение, — заверил он меня.
— Обо мне не волнуйся. Главное — выполнение твоего желания.
— Может, ты прибьешь его гвоздями к стене, прежде чем примешься за него по-настоящему.
— Молотком гвозди в бетонную стену не вобьешь. Нужен специальный инструмент. Я его куплю.
Он кивнул.
— Да, подготовиться нужно заранее. И прежде чем ты начнешь отрезать у него пальцы и кисти, отрежь нос. Этот тщеславный, мерзавец очень гордился своим носом. Мне рассказывал великий Бизо.
— Хорошо, но, может, ты хочешь что-то еще. Тогда я начну записывать.
— Это все. — Панчинелло вздохнул. — Господи, как же мне хочется при этом присутствовать.
— Я был бы только рад.
Энни прекрасно перенесла операцию.
В отличие от донора, почка не была ни безумной, ни исчадием зла и столь идеально подошла племяннице Панчинелло Бизо, что не возникло и послеоперационных осложнений.
Энни выжила, Энни расцвела.
И в эти дни она такая же веселенькая и шустрая, какой и была до того, как врачи выявили у нее рак.
Впереди у меня остался только один из ужасных дней, 16 апреля 2005 года. А потом меня ждала странная жизнь, без черных дат календаря, без будущего под дамокловым мечом. При условии, что я переживу этот день.
В свободное время, остающееся от выпечки и совершенствования мастерства владения стрелковым оружием, отрываясь от разработки нового рецепта шоколадно-орехового торта и переговоров с наемными убийцами, за год, предшествующий последнему, пятому, ужасному дню из предсказанных дедушкой Джозефом, я закончил предыдущие шестьдесят две главы этой книги.
Не могу точно сказать, что заставило меня сесть за нее.
Насколько мне известно, ни один из кондитеров не написал мемуаров, которые попали бы в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс». Современных читателей интересуют воспоминания знаменитостей, политические трактаты, диетические откровения о том, как похудеть, питаясь исключительно сливочным маслом, книги из серии «Помоги себе сам», учащие, как разбогатеть до неприличия, используя в деловых отношениях кодекс самураев.
Я не мог рассчитывать на то, что благодаря этой книге завоюю больший почет и уважение. Даже если бы она продавалась, как горячие пирожки, все равно в городе все бы думали, что я крупноват для своего размера, увалень. И не быть мне Джеймсом, с тысячью написанными книгами. Я родился Джимми, и Джимми меня положат в могилу.
Частично я написал эту книгу, чтобы рассказать моим детям, как попали они сюда, через какие шторма, мимо каких рифов. Я хочу, чтобы они знали, что такое семья и что бывает, если ее нет. Я хочу, чтобы они знали, как их любили и любят, на случай если я не проживу достаточно долго, чтобы сказать об этом каждому из них сто тысяч раз.