Книга Загадки гибели линкора Новороссийск - Борис Никольский

Заключение

Шли годы. О трагедии с линкором «Новороссийск» представители командования и местные власти предпочитали как-то вымученно молчать, среди горожан информация распространялась на уровне слухов, а за пределы города и флота распространялась на уровне городской легенды. Даже старшие офицеры флота, по роду службы общавшиеся с бывшими «новороссийцами», о катастрофе имели самое смутное представление. После трагедии с «Отважным», в соответствии с Директивой ГШ ВМФ, в октябре 1974 года с офицерским и мичманским составом кораблей требовалось провести ряд занятий по содержанию и эксплуатации систем ППЗ погребов. Командир БЧ-2 ТАКР «Киев», в ту пору капитан-лейтенант Юрий Петрович Рыбак, поручил мне выступить на общем собрании с информацией об авариях, связанных с ракетным и артиллерийском вооружением на флотах. Когда я вкратце привел информацию по катастрофе с линкорами «Императрица Мария» и «Новороссийск», то многие мичманы об этих трагедиях услышали впервые. И это притом что многие потенциальные источники информации по катастрофе «Новороссийска» служили рядом с нами.

Анатолий Гудзикевич командовал зенитным ракетным дивизионом на крейсере «Дзержинский», а затем возглавил ракетно-артиллерийскую боевую часть на ПКР «Москва», Юрий Гарамов стал командиром ПКР «Ленинград», а затем командовал 2-м противолодочным факультетом ЧВВМУ, воспитав двух сыновей, ставших адмиралами; Карл Жилин командовал кораблями и частями флота, стал контрадмиралом. И это только те, с кем меня в какой-то степени сводила судьба. До 1955 года я жил в одной коммуналке с семьей старшины команды электриков мичманом Владимиром Лобатюком; в училище в одной учебной роте со мной учился Леонид Бакши — сын старшины, чудом спасшегося при переворачивании линкора. Начав служить на «Дзержинском» в 1972 году, я пользовался инструкциями, разработанными Гудзикевичем, стажируясь на «Ленинграде», я наблюдал, как Гарамов, разгуливая по шкафуту, стрелял из «мелкашки» по ныркам и чайкам. Но все они по разным причинам не спешили поделиться информацией о последнем трагическом дне линкора. Одни даже в воспоминаниях не хотели возвращаться к той кошмарной ночи, другие — потому, что отсутствовали на линкоре в ночь катастрофы. Последняя категория «новороссийцев» была особенно молчалива, в глубине души неся частицу вины за погибших на линкоре сослуживцев.

Удивляться подобной ситуации в те годы не приходилось. Примерно такой же пеленой информационной завесы были окутаны техногенные катастрофы в «номерных» Свердловсках, трагедия, сопутствовавшая испытаниям ядерного оружия на Семипалатинском полигоне. Разница была лишь в том, что трагедия с «Новороссийском» случилась рядом с нами, фактически на наших глазах. Время шло, боль потерь от той трагедии жила рядом с нами, в семьях погибших моряков, в тяжких воспоминаниях моряков, служивших на «Новороссийске».

Бывший председатель Правительственной комиссии В.А. Малышев в 1956 году за строптивый характер был освобожден от обязанностей заместителя председателя Совета Министров СССР и назначен председателем Государственного комитета по новой технике. Умер Вячеслав Александрович 20 февраля 1957 года, не дожив до пятидесяти пяти лет. За выдающиеся заслуги перед Родиной его прах был помещен в Кремлевской стене на Красной площади. Именем Малышева назовут улицы в Москве и Коломне, завод тяжелого машиностроения и станцию метро в Харькове. Принципы его жизни и деятельности можно расценивать как завещание руководителям, особенно актуальное в наше тревожное и по-прежнему нестабильное время:

«Не хвататься за все дела сразу, а наметить основные, решающие задачи и довести их до конца; уметь рассматривать и оценивать любую техническую проблему со всех сторон, особенно с позиций экономического эффекта от ее реализации, материальных возможностей и перспектив развития; беспощадно искоренять консерватизм и воспитывать в себе стремление к новому, прогрессивному; нас несколько сотен человек (руководителей), а технику делают десятки и сотни тысяч людей. Мы не контролеры и не учителя. Мы — инициаторы…»

Надо полагать, что Малышев по многим причинам до конца жизни испытывал неудовлетворенность результатами работы Правительственной комиссии по «Новороссийску». Не в его принципах «технаря по жизни», а руководителя — по жизненным обстоятельствам, были малые сроки работы комиссии, не позволившие собрать всю доказательную базу и сделать технически обоснованные выводы по источникам взрыва, причинам потери остойчивости линкора. А Малышев, судя по его деятельности на министерских постах, стремился к полному раскрытию любой стоящей перед ним проблемы.

Главнокомандующий ВМФ С.Г. Горшков в 1967 году получил звание Адмирала Флота Советского Союза, а в 1982 году — вторую Звезду Героя Советского Союза. Бывших своих коллег, поддержавших его «особое» мнение при написании выводов Правительственной комиссии, Сергей Георгиевич не забывал: на океанских просторах появилось судно комплексного снабжения «Борис Бутома», на Тихоокеанском флоте появился морской тральщик (МТЩ) «Контрадмирал Першин».

В 1963 году на Братском кладбище Севастополя по проекту скульптора П.И. Бондаренко, архитекторов А.А. Заварзина и В.М. Артюхова воздвигнут памятник погибшим «новороссийцам» с 12-метровой фигурой Скорбящего Матроса из бронзы гребных винтов линкора и лаконичной надписью:

«РОДИНА — СЫНОВЬЯМ».

На стеле у братской могилы выбито:

«МУЖЕСТВЕННЫМ МОРЯКАМ ЛИНКОРА “НОВОРОССИЙСК”, ПОГИБШИМ ПРИ ИСПОЛНЕНИИ ВОИНСКОГО ДОЛГА 29 ОКТЯБРЯ 1955 г. ЛЮБОВЬ К РОДИНЕ И ВЕРНОСТЬ ВОЕННОЙ ПРИСЯГЕ БЫЛИ ДЛЯ ВАС СИЛЬНЕЕ СМЕРТИ».

Первое массовое захоронение погибших моряков состоялось 30 ноября на Братском кладбище. Тогда, по сообщению одного из руководителей этого скорбного мероприятия Замуриева, в землю легли 220 гробов, затем 43 погибших моряков торжественно похоронили на кладбище Коммунаров. Затем, с 3 ноября по 16 декабря, в братских могилах Братского кладбища были похоронены в гробах 247 моряков. Там же в одной из могил находятся безымянные останки моряков, извлеченные в процессе водолазных работ из помещений подвсплывшего корпуса линкора. По ряду обстоятельств останки многих моряков навечно остались на дне Севастопольской бухты. Трудно было смириться матерям и отцам, женам и детям, что могилы их родных долгое время оставались безымянными. Все эти годы в местах захоронения моряков кроме цветов и венков оставляли они фотографии и самодельные дощечки с именами погибших.

Лишь на памятнике аварийной партии крейсера «Михаил Кутузов» были увековечены имена 27 моряков, погибших под опрокинувшимся линкором.

В 1990 году на Братском кладбище наконец-то установили мраморные плиты с именами 567 погибших моряков. Казалось бы, завеса молчания снята, и запоздавшая на сорок лет справедливость восторжествовала?!

Попробуем отследить весь процесс, в ходе которого, начиная со дня катастрофы, существовала реальная возможность сбора и захоронения останков погибших моряков.

В «Книге Памяти города-героя Севастополя», том 6-й, опубликованы фамилии 618 погибших (2 человека пропущены). В этом томе председатель совета ветеранов линкора «Новороссийск» кап. 1-го ранга в/о Ю.Г. Лепехов, основываясь на обширной переписке и анализе воспоминаний участников трагедии, сделал приписку: «По ряду косвенных данных погибло около 640 человек» (С. 618).