Книга Жена между нами - Грир Хендрикс

– Господи, – говорит Ричард. Но я вижу, как его губы стягиваются в одну линию.

– Он пытался убедить меня, что у нас нет детей по моей вине! – крикнула я.

Я вижу, как ладони Ричарда сжимаются в кулаки и инстинктивно вздрагиваю, но не останавливаюсь.

– Он причинял мне боль, Эмма. Он бил меня, бросал на пол, однажды он едва меня не задушил. Спросите его про драгоценности, которые он дарил мне, чтобы можно было скрыть синяки. Он причинит боль и вам тоже, Эмма! Он разрушит вашу жизнь!

Ричард делает выдох и закрывает глаза.

«Чувствует ли она, что он готов переступить черту? – думаю я. – Видела ли она когда-нибудь, как Ричард исчезает за маской гнева?» Но я, наверное, сказала слишком много. Она, может быть, и поверила бы чему-то, но разве можно примерить эти немыслимые обвинения на надежного, уверенного в себе мужчину, который стоит сейчас рядом с ней?

– Ванесса, у тебя какие-то чудовищные проблемы с психикой, – Ричард притягивает Эмму ближе к себе. – Ты и близко к ней больше не подойдешь.

Судебный запрет будет означать, что у Ричарда появится официальное подтверждение того, что я представляю для них угрозу. И в случае любого физического столкновения между нами все будет свидетельствовать в его пользу. Он всегда держал под контролем восприятие нашей истории окружающими.

– Тебе следует уйти, – Ричард подходит и берет меня за локоть. Я вздрагиваю, но он касается меня легко, почти нежно. Сейчас ему удалось победить свой гнев. – Проводить тебя вниз?

Я чувствую, как от этих слов у меня расширяются глаза. Я быстро качаю головой и пытаюсь сглотнуть, но во рту слишком сухо.

Он ничего мне не сделает в присутствии Эммы, убеждаю я себя. Но я знаю, что он имеет в виду.

Когда я прохожу мимо Эммы, она складывает руки на груди и отворачивается.

Глава 35

Если бы только я могла прислать Эмме черную записную книжку вместе со счетом за вино. Может быть, если бы она смогла пробежать глазами ее страницы, ей бы удалось уловить подспудную логику этих, на первый взгляд ничем не связанных, событий.

Но записной книжки больше нет.

К моменту последней записи в ней уже содержались целые страницы моих воспоминаний, которые все чаще чередовались с пугающими предположениями. После того вечера, когда Ричард сказал, что сделал анализ спермы, а я поклялась, что докопаюсь до сути, я не могла дольше отмахиваться от того, что подсказывала мне интуиция. Записная книжка стала залом суда, в котором мои собственные слова свидетельствовали одновременно «за» и «против» любой догадки. «Может быть, Ричард сделал анализ в другой клинике?» – писала я. «Но зачем, если раньше он уже записался на прием в ту, первую?» Я сидела, сгорбившись, на кровати в гостевой спальне и строчила при свете тусклой лампочки на ночном столике, пытаясь провести параллели между поставившими меня в тупик событиями, восходящими к самому началу нашего брака: «Почему он похвалил мое виндалу из ягненка, потом оставил больше половины на тарелке, а на следующее утро прислал мне сертификат на кулинарные курсы? Это было проявлением заботы? Может быть, он пытался дать мне понять, что ужин не получился? Или это было наказание за признание в том, что я забеременела в университете, в кабинете доктора Хоффман?» И за несколько страниц до этого: «Почему он так внезапно появился в баре на моем девичнике, хотя Сэм его не приглашала? Им двигала любовь или желание меня контролировать?»

Вопросов становилось так много, что отрицать уже было бессмысленно: либо что-то не так с Ричардом, либо со мной. Оба этих предположения приводили меня в ужас.

Я была уверена: Ричард чувствует, что между нами что-то изменилось. Я не могла не отдалиться от него – от всех. Я бросила волонтерство. Я редко выезжала в город. Мои друзья из «Гибсонса» и «Ступеньки за ступенькой» продолжали жить своей жизнью. Даже тети Шарлотты не было рядом – они с парижской подругой договорились поменяться квартирами еще на шесть месяцев, как уже делали раньше. Меня засасывало одиночество.

Я объясняла Ричарду свою депрессию тем, что у нас не получалось завести ребенка. Но на самом деле я благодарила судьбу за то, что до сих пор не забеременела.

Я искала утешения в алкоголе, но только когда мужа не было рядом. В его присутствии мне нужно было сохранять ясность ума. Когда Ричард заметил, сколько я выпиваю вина за день, он предложил мне отказаться от вина. Я согласилась. Теперь я ездила за своим «Шардоне» за несколько поселков от дома, прятала пустые бутылки в гараже и во время утренних прогулок подкладывала их в мусорный контейнер соседей.

От алкоголя меня клонило в сон, и я большую часть дня спала, трезвея к тому времени, когда Ричард приходил домой с работы. Я находила успокоение в мягких объятиях углеводов и вскоре одевалась исключительно в терпимые к лишним сантиметрам леггинсы и свободные майки. Мне не нужен был психотерапевт, чтобы знать, что я таким образом пытаюсь обложить свое тело защитным слоем. И сделать себя менее привлекательной для своего подтянутого спортивного мужа.

Ричард никак напрямую не комментировал набранный мною вес. За время нашего брака я уже не раз то сбрасывала, то набирала несколько килограммов. Когда число на весах превышало допустимую отметку, Ричард выражал свое мнение по этому поводу, заказывая на ужин запеченную рыбу, а в ресторане отказывался от хлеба и просил, чтобы заправку к салату принесли отдельно. Я следовала его примеру, пристыженная отсутствием у меня подобной дисциплинированности. В день моего рождения, когда мы пошли на ужин в клуб с тетей Шарлоттой, я разволновалась не потому, что, как мне показалось, официант допустил ошибку. К тому времени я уже не влезала в свою старую одежду. Мой муж не позволял себе ни одного комментария на этот счет.

Но за неделю до этого ужина он купил новые высокоточные весы и поставил их у нас в ванной.

* * *

Однажды я проснулась ночью в нашем доме в Уэстчестере, отчаянно скучая по Сэм. Днем я вспомнила, что сегодня у нее был день рождения. Я представила, как она его отметила. Я даже не знала, работает ли она по-прежнему в «Ступеньке за ступенькой», живет ли еще в нашей старой квартире и не вышла ли замуж. Я посмотрела на часы на тумбочке – было почти три часа ночи. Это меня не удивило – в последнее время мне редко удавалось проспать всю ночь. Рядом со мной неподвижно, как статуя, лежал Ричард. Жены обычно жалуются на то, что их мужья храпят или стягивают с них одеяло, но Ричард всегда был так неподвижен, что было невозможно угадать, крепко ли он спит или вот-вот проснется. Я лежала, не двигаясь, несколько секунд, прислушиваясь к его ровному дыханию, а потом выскользнула из-под одеяла. Я тихонько прокралась к двери и оглянулась. Не разбудила ли я его? В темноте было непонятно, открыты у него глаза или нет.

Я осторожно закрыла за собой дверь и пошла в гостевую спальню. Раньше я винила Сэм за то, что мы перестали общаться, но в тот период своей жизни я пересматривала все свои прежние суждения и задумалась, кто же на самом деле был в этом виноват. После того ужина в «Пика» трещина в нашей дружбе только увеличилась. Сэм пригласила меня на прощальную вечеринку в честь Марни, которая уезжала домой в Сан-Франциско, но мы с Ричардом уже договорились пойти в тот вечер на ужин к Хиллари и Джорджу. Когда мы вместе с Ричардом с опозданием появились на вечеринке, я увидела разочарование на лице моей лучшей подруги. Мы пробыли там меньше часа. Большую часть времени Ричард стоял в углу, разговаривая по телефону. Я видела, что он зевает, и, зная, что у него на следующий день рано утром должна быть деловая встреча, извинилась, и мы ушли. Несколько недель спустя я позвонила Сэм с предложением сходить куда-нибудь вместе.