Книга Хан Хубилай: От Ксанаду до сверхдержавы - Джон Мэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вы найдете тут всякие необычайные диковины… точно так, как Марко Поло, умный и благородный гражданин Венеции, говорил о том, что видел своими глазами, и о том, чего сам не видел, но слышал от людей нелживых и верных. А чтобы книга наша была правдива, истинна, без всякой лжи, о виденном станет говориться в ней как о виденном, а слышанное расскажется как слышанное; всякий, кто эту книгу прочтет или выслушает, поверит ей, потому что все тут правда».
Впрочем, если бы он и лгал, то не признался бы, не так ли? Тем не менее две вещи выглядят убедительно: обилие подробностей и отсутствие ничем не подкрепленных легенд. Рассказанное походит на правду, и именно этого добивался рассказчик.
Должно быть, «Книга о разнообразии мира» пользовалась огромным вниманием среди небольшого числа людей, способных приобрести или одолжить список с нее, так как за 25 лет она была переведена с оригинального языка, вероятно смешанного франко-итальянского, на французский, тосканский, венецианский, немецкий и латынь, и каждая версия вновь редактировалась для подлаживания под предубеждения читателей. Но что именно это значило в смысле популярности, можно только гадать. Никто не знает, сколько именно копий было сделано, кто их читал и сколько слышало, как их читают вслух, словно некую эпическую поэму, исполняемую бардом. Как писала историк печатного дела Элизабет Эйзенштайн: «Что именно означала публикация до наступления века печати или сколько именно посланий передавалось в век писцов — это вопросы, на которые нельзя ответить в принципе». Можно утверждать лишь одно: за два века спрос на книги постоянно рос, хотя и с очень низкого уровня. Большинство книг были религиозными, и в больших соборах имелись скриптории переписчиков, которые продолжали, пусть и очень медленно, наращивать библиотеки, которые по более поздним стандартам были весьма небогатыми, но по своим собственным являлись интеллектуальными сокровищницами. В библиотеках соборов редко содержалось больше 200–300 книг, несколько крупных университетов могли похвалиться не намного большим числом. В 1338 году в Сорбонне имелось 338 учебников, заботливо прикованных цепями, и 1728 выдаваемых книг, сплошь латинских авторов, за исключением одной книги на французском — списка эпической поэмы «Роман о Розе». Обладание хотя бы одной книгой было редкостью для любого отдельного человека, кроме аристократа, а уж обладание книгой, написанной на повседневном языке — еще большей редкостью.
И все же списки с нее множились — уцелело 85 штук, — многие с великолепными и совершенно ложными иллюстрациями, делающими книгу в такой же мере произведением искусства, в какой и репортажем. Наиболее серьезно относились к Марко те, кто переводил его на латынь, так как они пытались проанализировать Китай на предмет его обращения. Для одного такого переводчика, Франческо Пипино из Болоньи, Марко был «уважаемым, правдивым и благочестивым», как и его отец с дядей; суждение, которое потом искусственно наполнялось добавлениями, описывающими нехристианские религии как мерзости. По крайней мере, клирикам-латинистам Марко представлялся надежным источником сведений. Некоторое время спустя, в 1330-х годах, доминиканский монах Джакопо д’Акви рассказал историю об умирающем Марко: «Из-за того, что в той книге говорится о многих поразительных вещах, выходящих за границы всякого доверия, друзья, когда он лежал на смертном одре, просили его исправить книгу, убрав из нее, что выходит за пределы действительности. А он на это ответил, что не рассказал и половины действительно виденного им».
Поэтому купцы принялись понемногу исследовать возможности, предложенные Марко. К 1330 году было достаточно генуэзцев, пересекающих весь континент, чтобы Франческо Пеголотти посоветовал им с довольно обескураживающей небрежностью: «Дорога в Китай совершенно безопасна днем и ночью, если вам не случится умереть в пути, в каковом случае местный военачальник заберет все, что вам принадлежит».
Миссионеры тоже приняли вызов. В 1294 году, в год смерти Хубилая, францисканец Джованни Монтекорвино основал первую христианскую церковь в Пекине.[76] Другой францисканец, Одорико Порденоне, прибывший в Китай в 1322 году, написал книгу, ставшую почти такой же знаменитой, как книга Марко.
От этих ранних христиан остались дошедшие до наших дней следы, которые весьма сильно поддерживают одно из наиболее неправдоподобных утверждений Марко — то, что он якобы три года был наместником в Янчжоу. Осенью 1951 года, как раз после того, как власть в Китае захватило коммунистическое правительство Мао, бригада рабочих сносила стены Янчжоу, используя щебень для строительства новой дороги. Рабочие заметили мраморную плиту с какими-то странными изображениями на ней и передали ее местному антиквару, который узнал в них нечто похожее на сцены из жизни христианского святого. Озадаченный, он упаковал плиту в ящик и отправил ее другу, жившему близ Шанхая, молодому иезуиту Франсису Руло, который в это время собирал вещи, готовясь к отъезду, выдворяемый из страны новым режимом. Прекрасно сознавая деликатность исследования религиозных изображений при глядящих ему через плечо коммунистах, Руло очистил плиту и сделал ее фотографии. После его отъезда плита исчезла, но на основании своих записей он сделал доклад о том, что увидел и изучил.[77] Это был надгробный камень, украшенный сценами из жизни св. Екатерины, вполне уместными, учитывая имя покойной — Катерина Илионис, умершая в июле 1342 года. Через несколько лет в Янчжоу обнаружился еще один надгробный камень с могилы брата Катерины, Антонио, умершего в ноябре 1344 года. Оба были детьми Антонио «Илиони», как пишут его фамилию в анналах его родного города Генуи. Он был душеприказчиком друга, уехавшего в Китай, вполне преуспевшего там и, похоже, основавшего небольшую общину. В самом деле, Одорико упоминает о том, как в 1322 году останавливался у францисканцев в Янчжоу, а также фиксирует там три несторианские церкви. Христианская община явно пребывала там довольно давно… и может быть, достаточно долго для того, чтобы Марко был отправлен туда Хубилаем взять ее под свою руку? Быть наместником не города, а его христиан — пост, который Рустикелло то ли неправильно понял, то ли повысил в значимости?
В любом случае от Марко, купцов и миссионеров новости о Хубилае просочились в общественное сознание.
Меня заинтриговало одно сведение, выдаваемое время от времени монголоведами. Известно ли вам, спрашивают они, что письменность Пагба-ламы была изображена маэстро XIII–XIV веков Джотто? Это один из тех незначительных, но интересных предметов, которые обсуждаются за кофе и выпивкой на разнообразных научных посиделках: «Однажды я беседовал с японским академиком, и он сказал мне… Господи боже, просто изумительно… Джотто? В самом деле? Где?.. О, думаю, это как-то связано с плащаницей Христа». Я несколько раз слышал и читал об этом и решил проверить.