Книга Долгое молчание - Этьен ван Херден

Какое-то мгновение тот пребывал в замешательстве.

— У нас есть особые подносы, — неуверенно подтвердил он. — Для особых случаев.

— Принесите один. Серебряный или золотой.

И снова Меерласт ждал. Он налил себе еще коньяку и встал у окна. Дело шло к вечеру, чайки кружили над каналом. Может быть, она поужинает со мной сегодня, думал он. Эта очаровательная женщина и я в этом прекрасном городе с каналами и освещенными окнами! Через четверть часа, когда официант снова постучался, Меерласт одобрил превосходный круглый принесенный им поднос. Он был серебряным. Меерласт с удовлетворением погладил прохладный металл. Подошел к чемодану из крокодиловой кожи и открыл его. Все остальное неважно, сказал он себе. Позабудь о своих планах. Жизненно важно то, что может произойти сейчас.

— Осторожно, — предупредил он официанта. — И остерегайтесь сквозняков. Оно невероятно ценное.

Когда Ирэн Лэмпэк открыла официанту дверь, содержимое чемодана Меерласта лежало на подносе во всем своем экстравагантном великолепии. И слегка колыхалось, словно жило своей собственной жизнью. Самое красивое перо, какое она когда-либо видела.

— Страусиное перо, — прошептала Ирэн, провела им по щеке и ей показалось, что это рука — нет, дыхание — ее нового возлюбленного.

10

Они были предназначены друг для друга. В том году одержимость мира моды перьями самых различных птиц была в полном разгаре, и более того — влияние Востока, навеянное русским балетом, очень популярным в Амстердаме, буквально пронизывало его. Магнаты моды, к которым они приходили с чемоданом из крокодиловой кожи, чтобы продемонстрировать качество йерсонендских перьев, одобрительно смотрели на восточную красавицу рядом с Меерластом. Ирэн особенно интересовали шляпы, причем не только простые шляпы из соломки, очень популярные в том сезоне, но и парижский стиль, которым она так сильно восхищалась.

Следующие несколько дней Меерласт и Ирэн провели, шепчась, словно обсуждали тела друг друга, просматривая ткани, делая эскизы, поглаживая перья крачек и гагарок — птиц, которые, начиная с 1908 года, находились в Голландии под защитой королевского указа, потому что интерес к их перьям поставил их на грань исчезновения.

Они склонялись над тканями и восторженно восклицали, или прикладывали платья и блузки к коже, или теребили в пальцах ленточки, словно это были их локоны.

Меерласт рассказывал о птицах своей родины — золотистых бархатных ткачах, пестрых зимородках, цесарках, живущих в руслах рек и на деревьях Йерсоненда. Но больше всего магнатов моды интересовали страусиные перья — эта роскошь.

Когда Меерласт открывал свой кожаный чемодан и показывал изумительное перо, их глаза начинали сверкать. Сотни птиц, подчеркивал Меерласт, именно с такими перьями, пасутся на пастбищах моего имения в Африке, в городе под названием Йерсоненд. Если мы будем сотрудничать, говорил он голландцам, мы обойдем Париж.

— Посмотрите, чего сумели достичь французские модельеры. Но мы превзойдем их. Посмотрите, что вытворяют в наши дни со светом и красками французские художники. Посмотрите, на что способен балет, если в нем есть восточные оттенки. Мы сумеем оказать огромное влияние на индустрию моды!

Вечерами, при свечах в дорогих ресторанах, он тихо беседовал с Ирэн и рассказывал ей о структуре и природе пера: ствол пера, прикрепленный к крылу, черенок с бородками и украшенная часть, известная, как флаг. Он говорил о попугаях, которые обеспечивали перьями индустрию одежды во Франции, начиная с четырнадцатого века, о страусиных перьях, которые Африка импортировала в Венецию в тринадцатом веке. А она рассказывала ему о красавцах-фазанах в Индонезии.

И он вновь и вновь соблазнял ее экзотическими названиями и местами, рассказывал о торговцах декоративным пером на Кальвер стрит, Грейвен стрит, Вармуз стрит уже в шестнадцатом веке. Он рассказывал о больших складах на Ван дер Зандт и Койе в Утрехте и убеждал, что должен обзавестись такими же складами — один в Кейптауне, один в Европе, или даже два.

— Plumes de fantaisie, — тянул он на превосходном французском, которому научился у отца. И еще не отдавая себе в этом отчета, они уже строили общие планы — веера, перчатки из разноцветных перьев — и вновь листали журналы мод.

— А ты знала, — спрашивал Меерласт у Ирэн, — что при открытии египетской гробницы, совсем недавно, среди прочих сокровищ было обнаружено великолепное страусиное перо с ручкой из слоновой кости, в превосходном состоянии, словно им пользовались только вчера?

Он рассказывал Ирэн об инкубаторах, установленных на его ферме, которые удвоят производство цыплят.

— За вид Strutbio camelus, за страуса, — он поднял свой бокал с шампанским, и когда бокалы звякнули, почти беззвучно, он перегнулся через стол и в первый раз запечатлел нежный поцелуй на ее щеке. Ирэн вспыхнула, потому что это заметили другие посетители ресторана, но Меерласт засмеялся своим глубоким, низким смехом. — А ты знаешь, что у страуса колени сзади? — пошутил он, помогая ей расслабиться. — О да, — добавил он, — Плиний был первым, кто рассказал, что страус, испугавшись, прячет голову в песок.

Тем вечером, после долгой прогулки по улицам, пока не стало казаться, что все, кроме них, уже давно спят, Меерласт проводил Ирэн назад в отель. Он пришел к ней в номер, и его губы скользили по ее золотистой коже, по ее животу и ногам, по ее спине и шее. Когда забрезжил рассвет, и канал за окном засветился серебром, они решили все: она отправится с ним в Африку; они станут партнерами и начнут дело.

11

Марио Сальвиати лежал в своей маленькой комнате. Кончик его языка гладил камень, вросший в его ладонь. Он пробовал на вкус запахи, которые учуял за последние несколько часов; он уже знал, каков на вкус корм для попугаев, какова на вкус вода из пруда с рыбкой кой, как крепок вкус солнца, если сидишь на плитках внутреннего дворика, какова на вкус шерсть на спине Александра и как она отличается от Стеллиной.

Возможно, не только последние несколько часов. Он знал — иногда очень четко, с полным убеждением — что потерял чувство времени; иной раз ему казалось, что прошло всего полчаса, а потом он понимал, что запах завтрака сменился запахом ланча который принцесса Молой сунула ему в руки. А потом изумлялся, что несколько часов показались ему минутами.

Он знал, что сейчас было раннее утро, потому что пахло зубной пастой и водой в ванне. Марио медленно поднялся и нащупал одежду. Он оделся, открыл дверь комнаты. В его ладонь ткнулась влажная пасть Александра, пес прижался к его бедру.

Мне приснился, думал Марио Сальвиати, сон, который сейчас окружает меня, словно я все еще в нем. Люди думают, что я слеп, а это не так, потому что ночью меня окружают образы, и я снова нахожусь в зримом мире. С ним снова был Испарившийся Карел, они оба были в самом начале жизни, но по щекам Карела катились слезы, а в руках он держал половинку карты, найденную в полом протезе из слоновой кости после смерти Меерласта Берга: карту, описанную в завещании, в завещании, заверенном у адвоката Писториуса.