Книга Александр Македонский - Поль Фор

Ученые Нового времени, которые проявляют больше доверчивости в этом вопросе, чем скептик-этнограф, охотно объясняют возникновение подобных персонажей созерцанием индийских скульптур, а также ошибками при переводе и истолковании. Например, бог со слоновьей головой Ганеша очень напоминает «вухолёгих» рассказчика. Однако, наталкиваясь на подобные описания, одни обитатели средиземноморских городов впадали в изумление, а другие разражались хохотом. В эллинистическую эпоху Индия сделалась тревожащей воображение страной чудовищ, лярв, элементарных сущностей, которых царь Александр загнал обратно в преисподнюю. Вскоре мы увидим, как безгранично они умножатся в «Правдивой истории» Лукиана из Самосаты около 170 года н. э., пока наконец пятьюдесятью годами спустя всю историю Александра не постигнет головокружительное развертывание — в виде «Романа об Александре».

Идеал и образец — даже в смерти

«В каких только дарах небес не возникает нужды, чтобы достойно царствовать! Августейшее происхождение, властные и веские манеры, лицо, способное как удовлетворить любопытство людей, жаждущих лицезреть государя, так и поддержать уважение в придворных… Открытое и искреннее сердце, которое, кажется, лежит перед вами на ладони…» Этот портрет идеального властителя, набросанный для Людовика XIV Лабрюйером («Характеры», X, 35), носит достаточно вневременной характер для того, чтобы послужить изображением также и Александра. Прибавьте к этим исключительным свойствам ослепительную красоту, часто обращенное к небесам лицо, глубокий и нежный взгляд, сильный и грубоватый дар слова, способный гипнотизировать толпу, а сверх того нечто не вполне отчетливое, носившее у греков название «грации», kharis, y нас же обозначаемое словом «шарм», и еще столь притягательные добродетели, как приветливость, любовь к людям, щедрость, — и вы поймете, что с самого начала царствования Александра почитали не просто за человека, а за некое существо, стоящее несравненно выше человеческой сущности и с ней несравнимое. И именно варвары начиная с 331 года первыми постигли, что перед существом этим следует падать ниц. Ни в Персии, ни в Индии они не рассматривали своих государей в качестве богов, а видели в них Силы, благочестие которых служит гарантией поддержания вечного мирового Порядка. В индоевропейском представлении Ритуал и Порядок составляют единое целое. Оценив выдающиеся добродетели Александра, его харизму и неизменные победы, даже те греки и македоняне, которые ему противостояли, вскоре после его смерти осознали его святость.

Из Александрии это восхищение после 2-й Пунической войны в конце III века до н. э. достигло Рима85, поскольку Плавт, как мы уже видели, приводил великого завоевателя в качестве образца («Привидение», 775–776). И при том, что напитанные учениями неостоицизма римские философы и историки в меру сил чернили образ Александра, в римском государстве, начиная со Сципиона Эмилиана и до византийских императоров, не было ни одного главнокомандующего, который не пытался бы с ним соперничать, ему подражать, мерить свои подвиги его свершениями. Суровый к излишествам Александра Цицерон с воодушевлением говорит о том, что его приветствовали как «императора» на поле битвы при Иссе. «Великий» Помпей, Цезарь, Марк Антоний, Октавиан являются в Азию, чтобы отвоевать ее и отодвинуть границу римского государства (limes) к устью Евфрата. Антоний, который помышлял о том, чтобы провозгласить себя царем Востока, так удачно подражал Александру своими кампаниями, перемежаемыми празднествами и любовными похождениями и попойками, что в конце концов его охватило дионисийское безумие. Октавиан, ставший фараоном в Египте и Августом в Риме, велел показать ему саркофаг и тело Александра и вообще почитал его за все еще живого царя. Он постоянно носил перстень с изображением Александра и умножил число его портретов в Риме. Как и Александр, император объединил два мира, две культуры и бесчисленные политические и социальные структуры. Он являлся одновременно великим понтификом, верховным главнокомандующим и народным трибуном, чья личность неприкосновенна и священна (sacrosanctus).

Со времени Траяна в начале II века н. э., то есть века Pax romana, Александр куда меньше интересовал римских императоров как завоеватель, чем как глава государства, βασιλεύς (царь), который смог прекратить конфликты между крошечными городами и установить согласие и мир между народами и который рассматривал совокупность наций как живой организм, самолично им одушевляемый. Александр первым в мире — за три века до Рима — обрел в полном смысле слова божественное чувство универсального. Храмы, возводимые богине Рима (Роме) и Августу, лишь повторяли те, которых требовал для себя Александр, Непобедимый бог, когда издавал в Сузах в мае 324 года свой циркуляр. Однако императоры все больше и больше уподобляли этого бога Вакху-Дионису, который в сопровождении ликующей и неистовствующей процессии двинулся из Фракии, чтобы вернуться из Индии триумфатором, покорителем Востока (domitor Orientis) и повелителем Вселенной (κόσμοκράτορ).

Император Коммод (180–192) чеканил монеты с двойным изображением своим и Александра, поскольку лишь эти два образа могли обеспечить felicitas (преуспеяние) обитаемой земли. Историки повествуют, что император Каракалла (211–217) был в полном смысле слова одержим любовью к Александру, дойдя до того, что вооружил фалангу в 16 тысяч человек по древнему македонскому образцу в ожидании, что бог вот-вот в него воплотится, так что художнику было велено изображать его двуликим. И если в 212 году н. э. Каракалла издал так называемую constitutio Antoniniana, дающую право на римское гражданство всем свободным обитателям империи, то он сделал это в подражание Александру, который уравнял людей Запада и Востока. Книги Аристотеля жгли, а последователей Аристотеля изгоняли из Александрии, поскольку считали их повинными в смерти Александра (Дион Кассий, 78, 7 и 8; Геродиан, IV, 8).

Некоторое время спустя после убийства Каракаллы воспоминание о воплотившемся боге оказалось столь живым и распространенным в народе, что стоило некоему человеку в придунайских провинциях и во Фракии назвать себя Александром, как вокруг него тут же собрался отряд в 400 человек, которых он одел в дионисийские костюмы и кормил за счет местных властей. Вся эта эпопея завершилась в 221 году вблизи Халкедона, неподалеку от поля битвы при Гранике (Дион Кассий, 80, 18). Двоюродный брат и преемник Элагабала (218–222) отказался от своего имени Алексиан, чтобы принять новое — Александр. Чудеса и предзнаменования, которые сопровождали его появление на свет в храме в Арке Кесарийской (ныне Акко) в Финикии, в годовщину смерти Александра, столь красноречивы, что вся Римская империя должна была уверовать в то, что богочеловек воплотился вновь. В день родов матери Александра поднесли снесенное горлицей пурпурного цвета яйцо, а сама она накануне родов увидела во сне, что родила пурпурную змею. Кормилица его звалась Олимпиада, а воспитатель — Филипп. Один прорицатель сказал им, что этого ребенка ждет власть над небом и землей, и он будет править Римом и Западом, прежде чем покорит Восток (Лампридий «Жизнь Севера Александра», 13–14). Ему предсказали также, что он умрет юным, как и великий Завоеватель. И в самом деле, после столь же краткого, как у македонянина, царствования, для которого были характерны широчайший религиозный синкретизм и искусное управление империей, Север Александр был убит в Могонтиаке (ныне Майнц) на Рейне, в возрасте 29 лет (235).