Книга Питер Пэн должен умереть - Джон Вердон

Борк начал было задавать следующий вопрос, но Хардвик перебил его.

– Представители власти, вовлеченные в это дело, – не только бесчестный полицейский, упрятавший невинную женщину за решетку, но вся команда, стоящая за этим смехотворным судом и приговором, – вот кто по-настоящему виновен в бойне, что произошла сегодня в Куперстауне.

Борк помолчал, словно пораженный услышанным.

– Серьезное обвинение. Очень серьезное. Собственно говоря, такое обвинение не может не вызвать взрыв негодования среди представителей органов охраны правопорядка. Вас это не пугает?

– Я вовсе не обвиняю всю структуру охраны правопорядка в целом. Всего лишь указываю на вполне определенных сотрудников этих органов, которые фальсифицировали доказательства и вступили в заговор с целью неоправданного ареста и осуждения Кэй Спалтер.

– У вас есть доказательства, подтверждающие все эти обвинения?

– Да, – ответил Хардвик, не раздумывая, мгновенно и уверенно.

– Поделитесь с нами?

– Со временем.

Борк задал ему еще несколько вопросов, безуспешно пытаясь добиться более конкретных деталей, но потом вдруг резко перевел разговор в другое русло и поднял тему, которую явно считал самой провокационной:

– Что, если вы добьетесь своего? Что, если скомпрометируете всех, кто, по-вашему, не прав? Что, если вашими стараниями Кэй Спалтер выйдет на свободу – а после вы узнаете, что она все-таки виновна в убийстве? Что вы тогда будете чувствовать?

Презрение Хардвика к Борку все же слегка просочилось, отразившись на выражении его лица, – в первый раз за интервью.

– Что я буду чувствовать? Да чувства тут вообще ни при чем. Зато знать я буду ровно то же, что знаю и сейчас, – что весь процесс отправления правосудия был проведен вкривь и вкось. С начала и до конца. И те, кто за это в ответе, сами все знают.

Борк скосил глаза наверх, словно проверяя время, а потом перевел взгляд в камеру.

– Что ж, друзья, вы сами все слышали. – Его изображение разъехалось на весь экран, вытеснив Хардвика. Сделав лицо отважного свидетеля жутких событий, он пригласил зрителей обратить внимание на сообщения спонсора, а закончил так: – Оставайтесь с нами. Через две минуты мы вернемся с новостями о шумном скандале вокруг направленного в Верховный суд дела, связанного с нарушением репродуктивных прав. А тем временем – с вами Брайан Борк, ведущий «Криминального конфликта» – вашего ежевечернего пропуска в мир самых громких сражений на полях юриспруденции.

Гурни закрыл окно с видео, выключил компьютер и откинулся на спинку кресла.

– Ну и что ты об этом думаешь? – голос Мадлен за спиной, совсем близко, заставил его вздрогнуть.

Он обернулся к ней.

– Вот гадаю.

– О чем?

– Чего ради он появился в этой программе.

– В смысле, помимо того, что она предоставила ему удачную платформу для удара по врагам – тем, кто вышвырнул его с работы?

– Ну да, помимо этого.

– Подозреваю, у всех этих обвинений была какая-то цель помимо желания просто выпустить пар. Возможно, он хочет привлечь максимальное внимание средств массовой информации: собрать как можно больше репортеров, чтобы они рылись в деле Спалтеров и оно как можно дольше оставалось в поле зрения. Думаешь, все ради того?

– А может, хочет спровоцировать полицию, чтобы та подала на него иск за клевету и очернительство – иск, который он наверняка выиграет? Или хочет загнать полицию Нью-Йорка в угол, зная, что замешанные лица не могут подать на него в суд, потому что он выиграет, – а настоящая его цель в том, чтобы заставить их кинуть Клемпера волкам на съедение.

На лице Мадлен отразился скепсис.

– Вряд ли у него уж настолько тонкие мотивы. Уверен, что это все не просто старый добрый гнев и желание кого-нибудь треснуть хорошенько?

Гурни покачал головой.

– Джек любит прикидываться тупым орудием. Но мозг, управляющий бейсбольной битой, тупым не назовешь.

Мадлен смотрела на него все так же скептически.

– Не скажу, что ему совсем уж чуждо желание отомстить, – продолжал Гурни. – Далеко не чуждо, это само собой. Он бесится оттого, что его выгнали с любимой работы люди, которых он презирает. Теперь, понятно, презирает еще сильнее. Он зол как черт и хочет поквитаться – чистая правда. Я просто хочу сказать, что он не дурак и может действовать куда хитрее, чем кажется на первый взгляд.

За этим высказыванием последовала короткая пауза, нарушенная Мадлен.

– Кстати, ты мне не рассказал об этом… последнем ужасе.

Он вопросительно посмотрел на нее.

Она передразнила его взгляд.

– По-моему, ты знаешь, о чем я.

– А. Это вот про голову? Нет… не рассказал.

– Почему?

– Как-то… показалось слишком гадко.

– Побоялся, я струхну?

– Ну как-то так.

– Управление информацией?

– Прости?

– Помнится, какой-то скользкий политикан объяснял, что никогда не обманывал, всего лишь управлял информационными потоками так, чтобы не смущать публику.

Гурни испытывал искушение возразить, что это совсем другая ситуация, что он-то скрыл про голову лишь из самых благородных побуждений, заботился, – но Мадлен вдруг подмигнула, словно отпуская его с крючка, и на место этому искушению тут же пришло новое.

Умные женщины всегда оказывали на него самый что ни есть эротический эффект, а Мадлен была очень умна.

Глава 43

Видеоулики

Слишком уж часто за свою детективную карьеру Гурни начинало казаться, что он жонглирует ручными гранатами.

Он, разумеется, понимал, что винить в нынешней ситуации некого, кроме себя. С самого начала ясно было, что, скорее всего, задача будет непредсказуемым образом деформирована в угоду личным планам Хардвика. И все же Гурни согласился участвовать, ведомый своей собственной одержимостью – одержимостью, которую Мадлен отчетливо разглядела и часто указывала на нее, тогда как сам он упорно твердил, что лишь возвращает долг. Самообманом уговорив себя присоединиться к труппе этого безумного, неуправляемого цирка, он теперь пожинал плоды: всю ту неразбериху, что неразделимо связана с подобным положением дел.

Гурни попытался было убедить себя в том, что его нежелание отступать от расследования теперь, когда отмена приговора Кэй была делом решенным, объясняется исключительно благородным стремлением дойти до истины, – но сам себе не поверил. Он знал, что его зацикленность на работе имела более глубокие корни, нежели просто благородные побуждения.

Пытался он убедить себя и в том, что душевный дискомфорт, испытанный им из-за нападок Хардвика на Майкла Клемпера (не названного по имени, но вполне легко опознаваемого), обусловлен еще одним возвышенным убеждением: что любые соглашения, пусть даже заключенные с самыми прожженными мерзавцами, священны. Но подозревал, что на самом деле причиной всему – запоздалое осознание того, что он пообещал Клемперу больше, чем в силах дать.