Книга Инициация - Лэрд Баррон

О господи! Он прочитал мои мысли.

– Признаться, я не вспоминал о тебе уже много лет.

Дон схватил с полки латунную цветочную вазу и двинулся к Бронсону Форду, твердо намереваясь размозжить противнику череп. Он едва успел сделать три шага, как огни в комнате вспыхнули и погасли, а волосы Дона взметнул ледяной порыв ветра.

Смех Бронсона Форда донесся откуда-то издалека, звук отразился раскатистым эхом, точно шел из глубины пещеры:

– Ясность мысли продлится недолго. Твой мозг непоправимо поврежден. Эта четкость восприятия не больше чем луч солнца, пробившийся сквозь облака. Он скоро погаснет. Наслаждайся передышкой.

Дон остановился, съежился, ослепленный темнотой. Сердце колотилось, а голова кружилась так, что он боялся упасть. Он был совершенно потрясен ощущением бескрайнего подземного пространства.

– Кто ты такой?

Его слова проделали долгий-долгий путь, прежде чем отразились от стен, и ему стало еще хуже. Призрачные звездные искры мерцали на сводах потолка, который мог находиться как на расстоянии вытянутой руки, так и в сотнях местров.

– Я очень долго не понимал, почему Мишель так увлечена тобой. Но потом я заглянул в твои глаза и понял, что твоя ДНК действительно точно повторяет ДНК одного твоего предка. Он был шпионом. Это у вас семейное. Твой отец и дед тоже были шпионами, – голос Бронсона Форда дрейфовал, то долетая дальним эхом, то бормоча прямо на ухо Дона. – Если тебе еще случится увидеть нашего юного друга Курта, можешь передать ему, что ни один из них не отличался ни особой отвагой, ни мудростью, ни благородством. Лютер кое-что знал, а кое-что угадал. Он никогда не угрожал нашим планам. Что до твоего отца… Пушечное мясо, отдавшее жизнь за Бога и Страну, – и куража и самосознания в этом было не больше, чем в самопожертвовании муравья на благо колонии.

– Повторяю вопрос: кто ты такой?

– Некто, проявляющий интерес к вашему виду. Чудо-юдо из ваших сказок и легенд. Мы гораздо старше вас, вы и представить не можете насколько, мы использовали вас со времен, когда вы были еще сгустками протоплазмы, которые покачивались вдоль линии прибоя. Мои соплеменники – эпикурейцы. Мы любим чувственные удовольствия, мы и гурманы, и сибариты одновременно. Мы питаемся кровью и страхом, получаем наслаждение, сдергивая покровы, которые скрывают истину. Нет смысла повторять то, что ты и так знаешь. Волвертон и Рурк уже все тебе рассказали. Когда ты пытаешься осознать эти факты, у тебя в мозгу бурлит химический процесс, равносильный вспышкам фейерверка. Так в примитивном сознании зарождается страх – а я уже весь дрожу от предвкушения. Я прожил тысячи твоих жизненных циклов, но до сих пор наслаждаюсь вкусом вашего отвращения и ужаса.

– Ладно. Мы муравьи, а ты паренек с увеличительным стеклом. И это все? Я подозревал, что у вселенной есть какой-то грандиозный план на наш счет, либо она монументально равнодушна к нам. Но та фигня, которая происходит в Олимпии, меня разочаровала.

Дон все еще сжимал в руке вазу, рассчитывая, что ему таки удастся нанести точный удар. Он боялся сдвинуться с места, чтобы не рухнуть с вершины утеса в пропасть.

– Несмотря на наше превосходство над вами, мы остаемся лишь шестеренкой в механизме. Мы не боги, хотя, с вашей точки зрения, не очень от них отличаемся. Каковы бы ни были расхождения между нашими двумя видами, вас, безусловно, удобно держать под рукой. Ваши дети обеспечивают нам пропитание – настоящий праздник крови и страха. Ваше взрослое население мы используем для своих исследований и охоты. Отдельные избранные представители вашей расы поставляют сырье для продолжения нашего предвечного рода: мы сдираем с них кожу и посредством агонии и деградации приводим в соответствие с нашими традиционными эстетическими принципами. Эти немногие счастливчики, отборные экземпляры человечества, становятся бессмертными. В прошлом такое предложение было сделано и тебе. Ты отверг его самым неблагодарным образом. Вы, Мельники, из породы упрямцев.

Дон швырнул вазой туда, откуда доносился монолог Бронсона Форда, надеясь услышать гневный вопль, звук удара – хоть что-нибудь. Но реакции не последовало. Выждав несколько секунд, Дон спросил:

– Где моя жена и дочь, мерзавец? Где Аргайл и Хэнк?

– Твои пособники валяются на вершине метафорического муравейника. Они будут вечно вкушать настоящие муки христианского ада. Этим глупцам уже не помочь. А вот твои женщины… Это более деликатный вопрос.

– Может, ты и не бог, но уж, как минимум, сатанинский папа римский. Если ты явился с визитом на дом, значит, тебе что-то от меня нужно.

Ответный смех Бронсона Форда прозвучал как удар грома. Один из темных углов озарился бледной вспышкой, и скопления звезд исказились, словно отраженные в кривом зеркале. Незнакомые созвездия мерцали и искривлялись, а черное пятно, все расширяясь, поглощало их одно за другим; затем показался померкший красный диск Солнца, Солнечная система с ее умирающими планетами, Земля…

Земля была окутана ядовитой багряной дымкой. Океаны походили на застывший суп. Одно из полушарий покрывал грязный охряно-бордовый ковер гниющих джунглей, другое представляло собой голое вулканическое плато. Большая часть городов была погребена под песками или под грудами гниющих растений; некоторые провалились в пропасти. Уцелевшие здания опутывала паутина лиан и покрывал янтарный лед, превращая их в причудливо изогнутые башни, в которых едва угадывались начальные очертания.

Приматы стекались в эти едва пригодные для жизни регионы, и, когда линза Бронсона Форда приблизилась и изображение увеличилось, стало ясно, что эти несчастные так же перекошены, как и небоскребы вокруг. Толпища людей тащились к зиккурату размером с Эмпайр-стейт-билдинг [106]. Гигантский зиккурат был сооружен из костей и плоти бесконечного числа разумных существ. Прямо в его сердце открывался тоннель, сочащийся черным и ведущий в Иное. Сначала отдельными тромбами, затем целыми табунами крохотные фигурки поднимались в воздух и всасывались через раскрытую мембрану отверстия, издавая при этом пронзительный комариный писк.

– Понимаешь ли ты, что ожидает вас на закате вашей цивилизации? Эта склизкая дыра в алтаре отнюдь не ведет в наш мир. Нет, человечишко. Это пасть нашего отца, Старого Червя. Сие почтенное создание каждые несколько эпох пробуждается от сна и требует кормежки. Мягонькая, захлебывающаяся криком человечинка – одно из самых изысканных угощений. То, что ты видишь, лишь начало конца. Когда придет Великая Тьма, она обернет ваш мир таким же коконом, каким обернула наш. Терра будет выпотрошена и вычищена, как мы потрошим и вычищаем оболочки разумных существ, ее присоединят к Диаспоре, сорвут с орбиты и вышвырнут прочь. Это неизбежно.

Бронсон Форд выступил из тьмы, излучая кроваво-красное сияние, – разросшийся до чудовищных размеров гигант, сидящий на мусорной куче костей, которая дрейфует по поверхности бесконечной пустоты. Его глаза и рот превратились в порталы, не отличимые от отверстия на зиккурате, в саму пустоту. Он был Сатурном Гойи, Полифемом, безрогим Сатаной. Его плоть состояла из множества кусков кожи, сшитых воедино, как лоскутное одеяло. Его улыбка излучала великодушное злорадство.