Книга Забирая дыхание - Сабина Тислер

Матиас держался, как обычно, непринужденно. Словно ничего не произошло, как будто никогда не было этого прикосновения. После детального осмотра аббатства они совершили длительную пешеходную прогулку, а потом отправились ужинать в Монтичиано.

За день до этого Матиас пригласил Джанни в свои апартаменты и объяснил, что он должен сделать там до октября, когда Матиас вернется. Речь шла о том, чтобы покрасить ванную, принять заказанную мебель, раздобыть гардины, скатерти, покрывала, ковры и прочие аксессуары, которые в Италии найти трудно. Предполагались длительные поиски, поездки из одного города в другой, а для этого требовалось огромное количество времени. Матиас хотел, чтобы в его квартире через два месяца все было прекрасно.

Джанни, который знал его предпочтения, сразу понял, в чем заключается задача, и с удовольствием взялся за ее решение, надеясь произвести на Матиаса впечатление своей креативностью.

От этого обсуждения у Матиаса осталось приятное ощущение. Джанни был достаточно тонко чувствующим человеком, и он угадает его вкусы. И это было еще не все. Матиас был уверен, что Джанни оставит в этой квартире кусочек своей души, и он будет чувствовать это с каждым вдохом.

В этот вечер он хотел поговорить не только о квартире. Джанни должен был почувствовать себя не наемным служащим, а другом.

— Зачем тебе ехать в Германию?

— Из-за матери, из-за сына и из-за работы. Но прежде всего — из-за матери. Она очень больна и сейчас находится в приюте. Я ей нужен. Ты же это понимаешь?

Если итальянец мог хоть к чему-то отнестись с пониманием, так это к заботе о матери.

— И когда ты едешь? — спросил Джанни и выпил немного вина.

— Завтра утром. Думаю, около восьми. Я хочу добраться побыстрее, и если мне повезет и движение будет не очень интенсивное, то через двенадцать часов я буду дома. Когда-нибудь ты поедешь со мной, Джанни. И я покажу тебе Берлин.

Джанни улыбнулся.

— Va bene.

Матиас посмотрел ему в глаза.

— Мне не хочется уезжать, больше всего мне хотелось бы остаться здесь.

— Si, si[82]… но Берлино есть интересный. Sicuro[83]. Здесь есть скучно.

— С тобой никогда не скучно.

Джанни покраснел. Он почувствовал растерянность и не знал, что сказать.

Матиас взял его за руку.

— Ты стал мне настоящим другом, Джанни. Я очень рад, что мы познакомились.

— Джанни убрал руку и смущенно улыбнулся.

— Я тоже felice[84].

В этот момент к столику подошел официант и долил им вина, что немножко разрядило обстановку.

Матиасу было понятно, что ему предстоит пройти очень долгий путь, пока Джанни полностью раскроется перед ним. Но однажды он перестанет сопротивляться и полюбит его. Так, как Матиас уже сейчас любил этого юношу. Возможно, у него все же появится второй шанс и второй Деннис.

Около одиннадцати вечера Матиас отвез Джанни домой и расцеловал его в обе щеки.

— Ciao, amico[85], — сказал он. — Будем время от времени звонить друг другу.

— Va bene.

— Береги себя, Джанни, потому что я боюсь каждой капли дождя, как бы она тебя не убила.

Это была переделанная фраза из какого-то стихотворения, но Матиас уже не помнил, из какого именно. Да это было и неважно. Он решил, что эти слова прекрасно соответствуют моменту. Джанни запомнит его как поэтичного и тонко чувствующего человека.

Джанни улыбнулся:

— Buon viaggio. E grade per tutto![86]

Он вышел из машины, помахал рукой и исчез в доме.

54

Берлин, август 2009 года

Это был постоянно повторяющийся кошмар: в дверь звонили, он открывал, и перед ним возникала ухмыляющаяся рожа, которая, цедила сквозь зубы непонятные турецкие или арабские обрывки слов и одновременно вонзала ему в живот нож.

Каждый раз он просыпался мокрым от пота и с трудом поднимался, чтобы отправиться в туалет и хотя бы таким образом стряхнуть с себя ужасный кошмар.

Кошмары были словно вампиры: они боялись дневного света и сразу исчезали. Даже яркий свет в ванной комнате помогал.

И тут в дверь действительно позвонили.

Алекс вздрогнул и посмотрел на часы. Тринадцать часов тридцать минут. Это было не то время, которое выбрали бы Кемаль и Салих для своих карательных походов. Но что еще они могли от него хотеть? Лейла была в Турции, и можно было с уверенностью сказать, что она никогда сюда не вернется.

В дверь снова позвонили. Дольше и настойчивее.

Алекс застонал, как раненый зверь, добрался до двери и посмотрел в глазок.

Перед дверью стоял его отец.

«Господи!»

Алекс несколько дней не убирал на чердаке, не говоря уже о том, чтобы вымыть пол. Он уже целую вечность носил одну и ту же одежду, его жирные волосы прядями приклеились к голове, и, возможно, от него воняло, как от зверя.

Ему ничего не хотелось. Почему они не могут просто оставить его в покое?

Тем не менее он открыл дверь.

Матиас был не настолько хорошим артистом, чтобы скрыть, насколько его потряс вид сына. Перед ним стояла человеческая развалина. У Алекса был вид бездомного бродяги, и лишь то, что он все еще находился в своей квартире, обеспечивало ему хоть слабую, но защиту.

Глаза Алекса были красными и испещренными лопнувшими сосудиками, под ними залегли глубокие тени. Его кожа была мертвенно-бледной, руки вяло и бессильно свисали, и Матиас даже представить себе не мог, что эти руки еще совсем недавно таскали тяжелые чугунные сковородки.

Он протиснулся в дверь и попытался обнять сына, но тот отпрянул.

— Разве тебе не надо уходить? Или ты собираешься пойти на работу в таком виде?

Матиас готов был надавать себе пощечин. Вместо того чтобы спросить, как у Алекса дела, не болен ли он, не случилось ли чего, он сразу же продемонстрировал мещанский интерес и высказал скрытую критику.

— Мне никуда не нужно идти, — устало сказал Алекс. — У меня больше нет работы. Я уволился.

Матиас пришел в ужас:.

— И что теперь?

— Нет никакого «теперь». Вот так-то. Наверное, это нормально в чертовски плохое время и в дерьмовом обществе.