Книга Матильда Кшесинская. Воспоминания - Матильда Кшесинская

После обеда Рауль Гюнсбург отозвал Андрея в сторону и сказал, что просит передать как бы от себя приготовленный им подарок дочери, так как знает, что в теперешних обстоятельствах Андрей не может делать ценных подношений; но он хотел, чтобы невеста имела лично от Андрея свадебный подарок. Такому старому другу отказать в его просьбе было нельзя, тем более что предложение Рауля было сделано от чистого сердца. Он подозвал дочь, и Андрей передал ей подарок. Через несколько дней мы присутствовали на свадьбе дочери в синагоге.

Рауль Гюнсбург был всегда нашим верным и преданным другом, и мы о нем вспоминаем с большой любовью и благодарностью.

Великий Князь Дмитрий Павлович очень часто бывал у меня в Кап-д’Ай. Наша давнишняя дружба все более крепла, и мы чаще стали встречаться, правда, в совершенно иных условиях. Он приезжал на юг обыкновенно к весеннему сезону или осенью и жил у знакомых. Раз он приехал погостить у меня несколько дней. Он тогда жил в Каннах, на вилле известного богача сэра Мортимера Девиса, жена которого была известная красавица. Его слуга надеялся, что Великий Князь у меня отдохнет, так как в Каннах он каждый вечер выезжал и почти что не спал совсем. Как раз в это время у меня на вилле жили князь Эристов, князь Никита Трубецкой и полковник Кульнев. По вечерам, после обеда, мы ездили в Монте-Карло, в Спортинг-Клуб. Мы с Андреем возвращались рано, а Дмитрий Павлович с моими гостями оставались иногда до утра. Так Дмитрий Павлович и не отдохнул у меня, как надеялся его слуга. Весною, когда мы приехали в Париж, мы с Андреем пригласили на обед в ресторан «Арменонвиль» Великую Княгиню Марию Павловну с ее мужем князем С. Путятиным, Великого Князя Дмитрия Павловича, графиню Н. Зарнекау и полковника Кульнева. В последнюю минуту что-то задержало Великого Князя Дмитрия Павловича, и он обещал присоединиться к нам позже. Мы поехали в модное кафе «Аккасиа» выпить вина и потанцевать. Здесь к нам присоединился Дмитрий Павлович, и мы все вместе поехали в «Пале-Рояль», где в подвале было кабаре. Мы приехали рано, никого еще не было, и оркестр играл для нас русские вещи. Мы заказывали что хотели. Потом приехали две английские супружеские пары и стали просить оркестр играть американские мотивы, а мы продолжали просить русские. Англичане были этим недовольны. Мы уговаривали Великую Княгиню нам спеть что-нибудь, она долго колебалась, а потом согласилась под условием, что я станцую потом «Русскую». На этом помирились, и Великая Княгиня чудно спела романс «Калитка», а я затем станцевала «Русскую». Только что я кончила, оба англичанина встали из-за стола и, держа в руках по стакану вина, подошли к нам и, став на колени, просили принять от них вино в знак восторга от нашего исполнения. Это было так трогательно, что мы все объединились в общем веселье, которым и закончился этот чудный вечер.

Несколько лет спустя, 8 (21) ноября 1926 года, Дмитрий Павлович женился в Биаррице на мисс Одри Эммери, очаровательной, красивой американке, которую мы все сердечно полюбили. Мы с ней познакомились вскоре после их свадьбы в Монте-Карло, в «Отель де Пари», где они тогда жили. В следующий сезон они наняли себе виллу в Каннах, где мы у них часто бывали к обеду. Это была такая красивая и элегантная пара, что можно было просто на них любоваться.

С первого дня нашей эмигрантской жизни вопрос о хлебе насущном нас очень тревожил. Мы все выехали совершенно нищими, потеряв в России все, что имели. Первое время, заложив мою виллу, мы могли немного обернуться. После кончины Великой Княгини Марии Павловны Андрей получил, и то с большим опозданием из-за всевозможных процедур, свою долю драгоценностей, но благоприятное время для ликвидации камней было упущено, и вырученная сумма оказалась гораздо ниже прежней оценки, и из этого пришлось еще выплатить наследственную пошлину.

У Андрея была надежда ликвидировать свое недвижимое имущество, находившееся на территории Польши, но при определении новой границы эта часть Польши отошла к СССР. Таким образом, рухнула и эта надежда.

Рассчитывать было больше не на что, и я решила открыть в Париже студию танцев, чтобы попытаться этим способом обеспечить нам всем кусок хлеба. Что я умела хорошо танцевать, я знала, но сумею ли я преподавать танцы другим, я совершенно не знала и даже несколько сомневалась в этом. Но выбора не было, надо было на это решиться.

Осенью 1928 года я поехала с Андреем в Париж подыскать помещение для себя и для студии. Агентства, к которым я обратилась, возили меня по всему Парижу. Чего только я не пересмотрела за это время! Для себя лично я искала что-либо непременно с садом, так как у меня были фоксики, которым надо было где-нибудь погулять, да и сад представлял для нас много удобств. Соединить студию с нашей жилой квартирой было трудно. Чтобы отделить студию от наших комнат, надо было бы снять очень большое помещение, что было бы дорого, или же надо было найти разные, поблизости друг от друга. После нескончаемых поисков студию я нашла в не достроенном еще доме и закрепила ее контрактом. Но для себя ничего подходящего не находила. Мой агент был в полном отчаянии и, исчерпав все, что мог показать, заявил с грустью, что остается только один небольшой домик, но просил на него не сетовать, если дом не понравится. Он был почти уверен, что мы только зря прокатимся туда, и потому до сих пор его и не показывал. Мы решили все же поехать посмотреть и отправились туда. Въехав в ворота виллы «Молитор», такси остановилось у калитки небольшого сада, в глубине которого возвышался трехэтажный домик. Садик сразу произвел благоприятное впечатление – высокие каштаны, кустики и цветы. Вошли в дом. В то время в нем был устроен пансион, и приемные комнаты в нижнем этаже были просто, но уютно меблированы. Обошли все комнаты. В трех этажах нашли три ванные комнаты, что редкость в Париже, три уборные. Количество комнат как раз соответствовало нашим требованиям. Был хороший высокий подвал с кухней и комнатами для прислуги. День был солнечный. Дом и сад нам так понравились, что мы решили, что лучшего искать не надо. И нам было хорошо, и для собак был сад – что требовалось.

Мы поручили агенту сейчас же войти в переговоры с хозяином дома и выяснить его условия.

Ответ хозяина был неблагоприятный, он ни за что не соглашался сдавать дом иностранцу. Не помню сейчас как, но после длительных переговоров его в конце концов уговорили, и мы условились с его управляющим встретиться у нотариуса для подписания контракта. Когда мы все торжественно собрались и уселись у нотариуса для чтения и подписания контракта, управляющий делами сообщил нам с соответствующей грустной физиономией, что в эту ночь хозяин скончался, но прибавил – уже деловым тоном, – что имеет полномочия подписать за покойного контракт. Андрей, не оспаривая прав управляющего, предпочел отложить подписание, пока управляющий не получит полномочий от живых наследников, а то как-то неудобно подписывать контракт с покойником. Через несколько дней все формальности были выполнены, контракт подписан. Мы еще несколько раз приезжали на виллу для составления инвентаря и выяснения, какой ремонт надо произвести. Каждый раз дом нам все более и более нравился. Я была счастлива, что нашла себе виллу по душе.

Закончив все дела в Париже, мы вернулись домой в Кап-д’Ай, чтобы уложить все, что мы посылали в Париж. Я надеялась вернуться в Париж к концу года, чтобы успеть открыть студию и начать работу во время зимнего сезона, но у меня не хватало средств на переезд и на необходимый ремонт дома. После бесконечных хлопот и многих неприятностей, о которых теперь не стоит вспоминать, мы смогли наконец выехать из Кап-д’Ай 22 января (4 февраля) 1929 года и на следующий день, 23 января (5 февраля), прибыли в Париж и поселились в № 10, вилла «Молитор», 16-й аррондисман. Телефон 34–38 был уже поставлен.