Книга Октавиус - Эрнест Марцелл

В еле теплой, насквозь отсыревшей моей некогда шикарной каюте установилось тягостное молчание. Я нервно сжимал зубами потрескавшийся от холода чубук своей трубки – вместо табака, запас которого израсходовался уже месяц назад, в ней тлел сырой китайский чай. От этого курева у меня не проходили боли в животе, но, несмотря на все увещевания Ингера, я никак не мог без курения. Доктор сам заболел и еле держался на ногах. Но продолжал при этом из последних сил ухаживать за заболевшими, количество которых теперь росло с каждым днем. В лазарете лежали уже семеро, а прошедшая ночь унесла еще одну жизнь: в лазарете скончался матрос Джек Коу.

– Нам надо покидать корабль, – сказал Ситтон. – Скоро наступит зима, и температура может понизиться до минус пятидесяти. Нам не продержаться будет тут, и я предлагаю покинуть корабль, пока у нас еще есть шанс на это.

– Мы находимся в двухстах сорока семи милях от берега Аляски, – сказал Берроу. – И пока не установились сверхнизкие температуры, у нас еще есть шанс добраться до него. Нужно сделать волокуши и тащить шлюпки волоком по льду на тот случай, если мы встретим открытую воду.

– Я согласен с вами, – сказал я. – Судно придется бросать. Но на борту по крайней мере пять обессиленных человек, которые не смогут идти. Среди них и моя жена. Что нам делать с ними?

– Леди возьмем с собой, – сказал Метью. – А остальных избавим от мучений…

– Что вы говорите?! – закричал я. – Это бесчеловечно!..

– Вы говорите о человечности? – спросил со злой усмешкой Метью. – Когда я с самого начала пытался вбить вам всем в головы, что запастись нужно как минимум на год… Не все из нас, даже самые здоровые, смогут дойти до берега.

– Мы можем погрузить неспособных идти в шлюпки, – ответил Берроу, и между ним и Метью вновь вспыхнул яростный спор, только на этот раз они вели его сиплыми, едва слышными голосами.

– Хватит! – оборвал я их полемику. – Мы возьмем с собой всех, и баста!

В ответ Метью хрипло расхохотался:

– Вы обрадуйте этим решением команду – и посмотрим, что вам ответят на это!

В дверь постучали, и на пороге каюты возник доктор Ингер. Он глухо, булькающе откашлялся и снял с головы свою зюйдвестку, покрытую сверху уэльским париком.

– Вызывали, сэр? – спросил он не своим, хриплым, глухим голосом. Доктор заболел уже несколько дней как, но продолжал упорно заботиться о своих подопечных и, казалось, твердо внушил себе, что не имеет права слечь сам.

– Да, – ответил Ситтон. – Ингер, мы вынуждены покинуть корабль.

– На борту около семи человек, которые уже не смогут идти сами, – сегодня с утра слег конопатчик. Это не считая леди Блейк и Дэниса О’Нилла, – сказал доктор. – Что нам делать?

– Возьмем их с собой, – ответил Ситтон. – Положим в шлюпки, и более здоровые будут тянуть их по льду на волокушах, пока мы не встретим свободную воду.

Доктор на секунду задумался, и тени складками легли на его и без того исхудавшее лицо. Картина, нарисованная самыми мрачными красками, была понятна ему и без лишних слов.

– По крайней мере, мы не поддадимся малодушию, как бы ни было безнадежно их положение, – ответил он. – Дай Господь всем нам сил преодолеть это…

– Готовьте больных, – ответил Ситтон, и я краем глаза увидел, как на лице Метью промелькнуло выражение злобной досады. В критической ситуации этот эгоист до мозга костей начинал жить волчьими законами, и я готов был поручиться, что он, не колеблясь, бросил бы нас всех, если бы только ему одному выпал шанс спастись.

В кубрике было темно, лишь еле теплился огонь в печке, неясно освещая очертания висящих гамаков и лежащих в них в полной одежде, покрытых одеялами и какими-то тряпками людей. Там стоял удушливый запах какой-то сырой гнили и немытых человеческих тел, настолько плотный, что, казалось, его можно было резать ножами. При виде капитана лежащие в гамаках разом приподнялись – пятнадцать пар острых глаз внимательно смотрели на нас из полутьмы. Я видел бледные, с заострившимися чертами лица, глядящие на нас из провалов капюшонов, костлявые кисти рук, держащиеся за края гамаков, впалые глазницы – казалось, что мы находимся в преисподней, среди обреченных на вечное мучение душ.

– Ребята, – по-простому обратился к ним Ситтон. – У нас почти не осталось продовольствия, и мы не сможем зазимовать здесь. Я пришел вам сказать, что мы вынуждены покинуть корабль.

Ситтон поставил на стол посреди кубрика последний масляный фонарь, зажигаемый уже только в самых крайних случаях, и расстелил карту. Мгновенно практически все вскочили из своих гамаков и сгрудились вокруг стола, уставившись на нас.

– Мы находимся здесь, – Ситтон показал пальцем на отмеченную точку. – Это 72 градуса северной широты и 146 градусов восточной долготы. По всей вероятности, льды продолжают дрейфовать и нас потихоньку сносит на запад. Мы находимся в двухстах пятидесяти милях от побережья Аляски, до которого я планирую добраться по льду, прежде чем суточная температура опустится здесь до минус пятидесяти. Мы возьмем с собой шлюпки на тот случай, если встретим открытую воду. В них разместятся все те, кто ослаб и не может идти…

Он замолчал, пристально вглядываясь в окружающие лица. На удивление, никакой реакции не последовало, только Обсон сказал:

– Это вполне хорошая идея. И я думаю, что она и в самом деле осуществима. Только, право, мертвецов нужно оставить здесь…

– Если в человеке пусть даже и еле теплится жизнь, то он не мертвец, – ответил Ситтон, и, к моему неимоверному удивлению, никаких возражений на эти слова не последовало.

– Гоббс, – сказал Ситтон. – Приступайте к изготовлению двух волокуш и поставьте на них шлюпки. Возьмите себе в помощники всех, кого посчитаете нужным, и можете расходовать любой материал. Корабль все равно обречен. Сколько времени вам на это понадобится?

– Если учесть, что придется ломать часть рангоута, то к завтрашнему полудню шлюпки уже должны стоять на полозьях, – ответил Гоббс. – Да, сэр. Где-то так, если не возникнет никаких осложнений. Хотя вряд ли, сэр, они смогут у нас возникнуть.

– В таком случае приступайте немедленно, – сказал Ситтон.

– Слушаюсь, сэр, – ответил Гоббс и, козырнув и повернувшись к команде, произнес: – Баллори, Поттс, Стьюдент и Робинсон, пойдете со мной. Возьмите топоры, ломы и крючья.

– Отлично, – сказал Ситтон. – Гоббс, вы остаетесь за старшего. Доложите лично мне, как только закончите работу…

– Слушаюсь, сэр, ответил Обсон. – Все мы были неимоверно удивлены такой совершенно лишенной эмоций краткостью.

В полном молчании мы поднялись в мою каюту.

– Не нравится мне это спокойствие, – сказал Метью. – Чересчур покорны все стали, не находите?

Сверху раздался грохот ударов и треск отдираемых досок, сопровождаемый глухой руганью и криками Обсона. Доски и бревна падали вниз на ослепительно сверкавший под солнцем снег, где Гоббс с двумя помощниками стучал топорами, подгоняя их одна к другой.