Книга Лагуна фламинго - София Каспари

Но, не слушая его, комендант вскочил. Он был не выше Пако, но шире его в плечах и внушительнее. На мгновение Пако стало не по себе. Работа в адвокатской конторе не способствовала росту мышц. За последние месяцы юноша утратил былую ловкость. Он постоянно корпел над бумагами, почти не ездил верхом, не занимался спортом, не плавал.

— Нет! — рявкнул комендант. — Я скажу, что тебе делать, грязный краснокожий! Ты заткнешься и будешь молчать, как молчит весь твой народец, иначе я запру тебя в одиночную камеру.

— Но вы не имеете права… Я Пако Сантос из Тре-Лома возле Тукумана. Я не…

Пако не успел договорить — мощный удар сбил его с ног. Юноша упал на спину и ударился головой обо что-то твердое. Все вокруг поглотила тьма.

Придя в себя, Пако понял, что находится в какой-то комнатке. Потолок в ней был настолько низким, что юноша даже не мог встать. Здесь можно было только лежать или сидеть. Похоже, раньше тут хранили дрова или уголь. Пако показалось, что тут немного попахивает навозом. Через щель в стене проникал солнечный свет. Стоило Пако шевельнуться, и у него заболела голова. К тому же его чуть не вырвало, но сегодня юноша не позавтракал, и его желудку не от чего было избавляться.

С трудом подобравшись к стене своей темницы, Пако выглянул наружу. Отсюда был виден двор. Солнце стояло в зените — похоже, он недолго пробыл без сознания. Под жгучими лучами во дворе сидела группка индейцев, которую Пако заметил еще тогда, когда шел в форт.

Поход против индейцев Чако начался в октябре 1884 года с Пуэрто-Бермехо, небольшого портового города, расположенного южнее места, где одноименная река впадала в Парагвай. Солдаты двигались от Бермехо на запад. Они не встретили сколько-нибудь серьезного сопротивления и вторглись в Чако. Пако был потрясен, услышав об этом во время визита к своим родителям в Тре-Лома. Он с горечью узнал о том, что министр обороны, Бенджамин Викториа, как и конкистадоры когда-то, принимал клятвы верности от касиков.

Пако решил сам разобраться в ситуации и за десять дней добрался до этого форта.

Юноша вздохнул. Похоже, он оказал этим людям медвежью услугу. Вместо того чтобы помочь им, он сам угодил в заточение. Он позволил пленить себя, будто ребенок. «Что же теперь делать?» — задумался Пако, но пульсирующая боль в голове не позволяла ему строить планы. К тому же он все равно тут застрял. Пока его не вызволят из тюрьмы, он ничего не сможет сделать. Пако опустил голову на руки, закрыл глаза и попытался отогнать печальные мысли. У него болела голова. Пако было плохо и к тому же хотелось пить.

К вечеру его начало знобить. На нем были только рубашка и штаны, ведь Пако полагал, что к вечеру вернется в грязную, кишащую насекомыми комнату в гостинице. У юноши стучали зубы, как он ни сдерживал дрожь.

«Что-то тут не так», — подумал он.

На следующее утро Пако обнаружил у себя в камере чашку теплой воды и кусок зачерствевшего хлеба. Он даже не заметил, как дверь кто-то открывал. «Должно быть, я спал как убитый».

Пако жадно набросился на скудный завтрак, а затем с отвращением помочился в углу.

К полудню Пако заметил, что у него жар. Он заболел? Только этого еще не хватало. Как бы то ни было, чашка воды не утолила его жажду. Посмотрев в щель в стене, Пако увидел, что индейцы по-прежнему сидели во дворе. Женщины тихо напевали колыбельные своим детям, мужчины разговаривали между собой. К сожалению, Пако их не понимал. Он немного владел наречием аймара, понимал кечуа, но языков, на которых говорили племена на этих землях, он не знал. Если Пако думал, что сможет как-то помочь этим индейцам, его постигла неудача. Куда перевезут этих людей? Опыт подсказывал ему, что пленных продавали в Буэнос-Айрес, Росарио и другие города. Говорили, что жизнь в городах должна подтолкнуть индейцев к цивилизации, но на самом деле с ними обращались как с рабами.

Проклятье, как он мог так попасться? Очевидно, Пако утратил чутье, умение избегать опасности, ловкость. Он чувствовал себя, словно загнанный в клетку зверь.

Вновь сгустились сумерки. Проснулся Пако уже вечером. Лоб у него все еще горел. Лучше юноше не становилось. Ему даже не удавалось как следует проснуться. Голова болела, кожа натянулась, была горячей и сухой на ощупь. Пако по-прежнему знобило. Выглянув во двор, он понял, что пленников куда-то забрали. А он им так и не помог. Теперь во дворе осталось совсем мало индейцев. Пако поворочал языком во рту. Неужели он опух? Юноша думал о том, когда же ему принесут воды.

А что, если о нем забыли? Может, стоит кого-нибудь позвать? Горло у Пако пересохло, но попробовать стоило.

Вначале с его губ сорвался только хрип, но затем голос у юноши восстановился.

Индейцы повернули головы.

— Выпустите меня отсюда! Выпустите меня отсюда! — кричал Пако. — Я тут, я тут!

Вскоре кто-то стукнул в стену. Пако невольно втянул голову в плечи, но затем вновь стал кричать.

— Выпустите меня отсюда!

Еще один удар сотряс стену его камеры. На голову Пако посыпалась земля.

— Молчи, грязный метис!

Пако не узнал этот голос, но, по крайней мере, о нем не забыли. Юноша выглянул в щель в стене, но никак не мог сфокусировать взгляд. Наверное, сказывалось обезвоживание. Жажда сводила его с ума.

«Если мне не дадут попить…»

Пако закрыл глаза. Перед его внутренним взором замелькали какие-то рожи, призраки и чудовища, которых он боялся в детстве.

Снаружи донеслись голоса. По двору провели лошадей. Кажется, послышался звон цепи, но Пако не знал, правда это или ему только кажется. Он вообще уже не различал, где сон, а где явь. Сколько человек может прожить без воды? С этой мыслью Пако потерял сознание.

— Ты вернулся, ты вернулся!

Педро с изумлением увидел, как Виктория бежит ему навстречу, словно девчонка. Педро провел два дня в деловой поездке — осматривал земельный надел, который можно было освоить. Теперь же он даже пончо не успел снять, как Виктория обняла его и все не хотела отпускать. Он осторожно высвободился из ее объятий.

— Где ты был?! — с упреком воскликнула женщина.

— Я оставил тебе письмо. Ты же знала, что я не буду ночевать дома.

— Ты оставил мне письмо? — Виктория возмущенно посмотрела на Педро. — Но ты никогда так не поступал!

— А теперь решил оставить, вспомнив твои жалобы. У меня в ушах до сих пор звучат твои упреки, — ухмыльнулся Педро.

— Но где же письмо? Я его не нашла!

— Ну… — Педро улыбался от уха до уха. — Насколько я понимаю, на твоем письменном столе по-прежнему царит хаос?

Виктория помолчала, не зная, то ли обижаться, то ли смеяться. Педро не спускал с нее глаз, глядя на то, как подрагивают уголки ее рта. «Любимая моя, — думал он. — Милая моя Виктория».

Ей было уже сорок четыре года, и хотя ее фигура сохранила былую стройность, лицо немного осунулось, а кожа обвисла. И все равно Педро ее любил. Ему нравилось, как меняется ее тело, нравилась каждая ее морщинка. Иногда он сожалел о том, что после рождения Пако у них больше не было детей. Через три месяца после того, как Анна родила Леонору, у Виктории случился выкидыш. В прошлом году это повторилось — Виктория вновь не смогла выносить ребенка.