Книга Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Но больше всего в этом путешествии мне понравилась бесконечная череда поклонников, добивающихся моей руки.

Лежавший на смертном одре Густав Ваза, король Швеции, прислал целую делегацию высоких, статных, красивых белокурых шведов, добродушных и вышколенных. Они улыбались не переставая, мне даже стало казаться, что к тому моменту, как они опускают голову на подушку ночью, у них, должно быть, страшно болят челюсти. Эти гости были чуть неловкими и неуклюжими, но их святая простота казалась такой милой, а кроме того, они очень уж чуднó коверкали английский язык. На груди и рукавах у них были вышиты малиновые сердца, пронзенные «стрелой любви». Они ходили за мной по пятам и все обещали «горы серебра, бриллиантов, собольих и горностаевых мехов» – чтобы получить все эти щедрые дары, мне довольно было всего лишь пообещать выйти за распрекрасного принца Эрика, выбрав которого, я стала бы еще и шведской королевой. Они одаривали бриллиантами и серебряными монетами моих фрейлин в надежде на то, что они станут петь хвалебные оды «бесконечно влюбленному в королеву Эрику, сгорающему от пламенной лихорадки, причину которой зовут Елизавета». Оставаясь в одиночестве в своих покоях по вечерам, я частенько раскладывала шведские соболя на полу и, заливаясь смехом, танцевала на них босиком.

Позднее к нам присоединился младший брат принца Юхан, герцог финляндский, желавший также внести свою лепту в ухаживания за мной от имени Эрика. Однажды ночью мы сидели с ним на подушках из синего бархата у освещенной лунным светом воды, попивая вино из кубков. Мое серебряное платье причудливо переливалось в сиянии ночного светила, и он вдруг взял меня за руку и заявил, что влюблен в меня, и хоть долг велит ему защищать любовные интересы старшего брата, сердце его не приемлет этого. «Мое сердце – здесь», – признался он, дерзко целуя мою ладонь и сжимая мои тонкие пальцы в крепкий кулачок, словно запирая клетку, в которую угодил его неожиданный поцелуй. Соперничество этих двух братьев-красавцев закончилось лишь через несколько лет, когда Эрик, оскорбленный моим отказом выйти за него, женился на дочери простого солдата и отравил похлебку своего брата, дабы наказать его за предательство, которое тот совершил, признавшись мне в любви.

Красноречивый граф де Фариа также не отходил от меня ни на миг, напоминая о любовных интересах своего господина. Надев фальшивые рубины, якобы подаренные Филиппом, я брала посла под руку, и мы смотрели с ним, как танцуют придворные. «Будьте уверены, ежели я решусь взять в мужья чужеземца, сомнений у меня не будет – и сердцем, и душою я тяготею лишь к Филиппу. Но мы пока не желаем объединять нашу державу с иными, хотя пути Господни неисповедимы и Он, руководствуясь бесконечной своею мудростью, в любой момент может изменить наше решение», – дразнила я его, и, как всегда вовремя, появлялся Роберт, забирал меня у де Фариа и увлекал в танец.

Ближе к концу лета Филипп отозвал своего посла и взял в жены дочь французского короля, которую также звали Елизаветой, и я не преминула высказать де Фариа свое недовольство и подивиться тому, как быстро его господин променял свои глубокие чувства ко мне на привязанность к другой женщине. В ярости я сорвала с шеи драгоценные рубины и бросила их к ногам посла, прокричав: «Любовь его оказалась такой же фальшивой, как эти камни! Они сделаны из стекла, так же как и его сердце!» После этого я бросилась в свою опочивальню, чтобы приглушить довольный смех, зарывшись лицом в набитые перьями подушки, оставив де Фариа и всех, кто стал невольным свидетелем этой сцены, думать, что я отправилась оплакивать потерю испанского короля в качестве возможного жениха. Я провела в постели весь остаток дня и не явилась даже на вечерние развлечения, наслаждаясь уединением и любимыми книгами. На следующее утро я спрятала лицо под вуалью, чтобы де Фариа не заметил, что глаза мои отнюдь не опухли от слез. Я послала за послом и безутешно вздохнула, едва приподнявшись на кровати, и, протянув ему руку, велела передать своему господину такие слова: «Хоть в душе я и оплакиваю мечты, которым не суждено сбыться, всему настает конец – вместе с летом угасает любовь, и наступает зима, но я все же тешу себя надеждой, что дружба, зародившаяся в наших сердцах, останется крепкой навеки и переживет все прочие времена года».

От избытка чувств де Фариа рухнул на колени у кровати и приник губами к моей руке, уверяя, что его господин навеки останется моим другом, ведь столь крепкие узы невозможно разорвать. Хоть ему и не суждено было стать моим мужем, Филипп навсегда останется мне братом, и пламя любви ко мне никогда не угаснет в его сердце.

Совсем скоро прибыл новый подарок – роскошное ожерелье, на этот раз из изумрудов – в знак постоянства чувств моего «любящего брата Филиппа». В своем письме он попросил меня рассмотреть в качестве претендентов на мою руку его племянников, эрцгерцогов Карла и Фердинанда. Эти двое снискали поддержку моих придворных, поскольку они не претендовали на трон, а значит, ничто не мешало кому-то из них переехать в Англию и разделить со мной бразды правления державой. Мои советники и послы Священной Римской империи, граф фон Хельфенштейн и барон фон Бройнер, вместе с испанцем де Фариа всеми правдами и неправдами пытались убедить меня выбрать кого-то из них, особенно выделяя эрцгерцога Карла, стараясь при этом умалить его недостатки.

Стоило мне высказать хоть какие-нибудь опасения относительно Карла, меня старались убедить, что они напрасны. Как-то я мимоходом заметила: «Говорят, он горбатый». Меня тут же поспешили уверить, будто «горб настолько мал, что и вовсе незаметен» и «его портные скрывают сей недостаток настолько умело, что о нем никто и не знает».

– А как насчет его хромоты? – спросила я.

– Он действительно хром, – нехотя признал посол, – но этот его изъян совсем незаметен, тем более что он предпочитает сидеть или же стоять на месте, долгие прогулки ему не по душе. Зато как внушительно он смотрится, сидя на боевом скакуне, ваше величество!

В подтверждение этих слов мне тут же представили прекрасный портрет эрцгерцога Карла, величественно восседающего на белоснежном жеребце.

– Даже не знаю… – Я с напускной серьезностью потирала подбородок и качала головой, разглядывая претендента на свою руку. – Мне рассказывали, что голова его необычайно велика и смотрится непропорционально по отношению к торсу и конечностям.

Я от души повеселилась, когда на меня обрушилась целая буря протестов советников, которые незамедлительно уверили меня, что Карл идеально сложен и голова его «не мала и не велика».

– Но я слышала, что у его брата Фердинанда с ногами все в порядке. А у вас есть его портрет? – спросила я, хоть мне и было прекрасно известно, что послы привезли с собой лишь миниатюру, на которой видны только голова и плечи эрцгерцога. – Какой стыд, как же так вышло? – воскликнула я. – Лицо его прекрасно… Но вот бы на ноги посмотреть! Человек, которого я выберу себе в мужья, должен отлично танцевать и быть ловким наездником, а об этих качествах судить можно только по ногам!

В Австрию тут же отправили гонца, который мчался на родину сломя голову, только бы доставить мне как можно скорее портрет эрцгерцога Фердинанда в полный рост.