Книга Корсар и роза - Звева Казати Модиньяни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Личность собеседника интересовала ее гораздо больше, чем сенсационные подробности его финансовых махинаций.
Спартак наблюдал за ней, пока она задавала вопросы его отцу, и в уме у него вертелась поэтическая строчка: «Моя любовь похожа на Париж…»
Статья Сары, напечатанная в «Опиньони», оказалась лучшей из всех, что когда-либо были написаны о Джулиано Серандреи. Верный своим обычаям, Джулиано послал ей старинную английскую серебряную чашу, полную цветов. Сара оставила у себя букет, а чашу отослала обратно с запиской:
«Спасибо за цветы. Это было вовсе не обязательно. Что касается остального, это прекрасно, но я не вправе принимать подарки».
Джулиано рассердился, сочтя подобное поведение оскорбительным.
— Да кем она себя воображает? — возмущался он.
Спартак же, напротив, по достоинству оценил деликатный жест Сары. Подобно отцу и деду, он тоже считал, что у каждого человека есть своя цена. Цена Сары была, по-видимому, чрезвычайно высока.
Он вновь встретил ее случайно в Кортина-д'Ампеццо[47], куда Сара приехала на выходные с мужем и детьми, а Спартак с малоизвестной молодой актрисой, больше мечтавшей об удачном замужестве, чем о покорении кинематографических вершин.
Они вместе поужинали, и так уж получилось, что, пока адвокат Калкатерра развлекал актрису, Спартак и Сара разговорились. Простой интерес перерос в глубокое чувство.
Первая близость, глубоко выстраданная и связанная с преодолением множества моральных запретов, произошла много месяцев спустя. Сара никогда раньше не изменяла мужу, хотя давно уже перестала его любить.
— Я никогда не оставлю Роберто, — сказала она Спартаку. — Да, мне неприятен его эгоизм, этот цинизм карьериста. Но он отец моих сыновей. Они и сейчас уже чувствуют напряженность в семье, а если мы разойдемся, с ними просто сладу не будет. Я прививаю детям определенные принципы и сама должна служить им примером. Я установила для Роберто железное правило: все его интрижки на стороне не должны затрагивать нашу семейную жизнь. Не могу же я теперь первая нарушить мною же оговоренные условия!
У нее были четкие и ясные представления о семейной жизни, выработанные годами размышлений, выстраданные ценой горьких разочарований, неизбежно приходящих на смену наивным юношеским восторгам.
Всякий раз, когда разговор заходил о чувствах, ее собственных или чьих-либо еще, Сара проявляла трогательную стыдливость и деликатность.
Спартак подмечал множество черточек, роднивших Сару с его бабушкой. Он был уверен, что, доведись им познакомиться, они сразу же почувствовали бы друг в друге родственную душу и сблизились.
В семье рассказывали историю о некой любовнице деда, которой Корсар будто бы увлекся не на шутку. Бабушка и в этом случае вынесла свой неумолимый приговор:
— За стенами родного дома можешь делать что заблагорассудится. Но когда наступает пора садиться ужинать — никаких любовниц! Ты должен быть за столом со мной и с моими детьми. Если согласен, что ж, хорошо. Если нет — чтоб духу твоего здесь больше не было!
Дедушке в ту пору было около шестидесяти, и он все еще был без памяти влюблен в Маддалену, единственную женщину, которая была ему по настоящему дорога. Он расстался с любовницей, наградив ее на прощание, со свойственной ему щедростью, роскошным подарком, и вернулся в строй, как примерный солдат.
Однажды Спартак сказал Саре:
— Ты себя ведешь как мещанка, цепляющаяся за догмы прошлого века. Главное — соблюсти приличия! Неужели ты и вправду думаешь, что твои сыновья настолько наивны, чтобы не понять, что связь между их родителями давным-давно уже утеряна?
— Я сделала все, чтобы они научились уважать взятые на себя обязательства. Если они посещают школу и хорошо учатся, то лишь благодаря тому, что усвоили этот принцип. И если бы я не вела их железной рукой, если бы не эти мои строгость и настойчивость, кто знает, может быть, сейчас мои сыновья уже стали бы наркоманами, — прервала спор Сара.
С тех пор они не возвращались к этой теме. Встречались изредка, лишь когда позволяли служебные и семейные обязанности. Но, встречаясь, Спартак и Сара были счастливы.
Спартак позвонил Саре после встречи с Антонио Мизерокки. Она была в редакции, и до окончания рабочего дня ей еще предстояло переделать много дел.
— Зато мы могли бы провести вместе ночь, — объявила Сара.
— Не верю своим ушам! Мы еще ни разу не были вместе всю ночь. — Спартак был поражен.
— Мальчики уехали на школьную экскурсию и вернутся только завтра. Роберто на конгрессе, и я в твоем распоряжении, — объяснила Сара вполголоса, чтобы не услыхали коллеги.
Она приехала к нему в гостиницу в одиннадцать вечера. Спартак заказал холодный ужин: норвежские омары в лимонном желе, зелень и фруктовый салат. Все это они оба, будучи трезвенниками, запивали минеральной водой.
Сара бросила на Спартака хорошо ему знакомый виноватый взгляд. И все же ее глаза блестели, а щеки разгорелись от удовольствия.
— Чем я заслужила это блаженство? Что я такого хорошего сделала за последнее время? — спросила она, пока Спартак обнимал ее.
— Мне кажется, мы с тобой оба неплохие люди и заслуживаем чего-то большего от жизни, — ответил он, вдыхая исходивший от нее запах ландыша.
— Говори за себя. Я просто переживаю лучшее время своей жизни, несмотря на все связанные с ним треволнения. Каждая встреча с тобой кажется мне повторением чуда, которого я не заслуживаю. Когда мы расстанемся, я до конца дней буду вспоминать эти свидания как подарок судьбы, — прошептала Сара.
— Я терпелив, Сара. И я дождусь того дня, когда ты устроишь большой погребальный костер из своих проклятых принципов. А потом мы сможем жить вместе, — решительно заявил Спартак.
Они долго разговаривали. Спартак охотно вверял ей свои заветные мысли: Сара прекрасно умела слушать. Но и ему нравились ее истории о детстве, юности, о первых влюбленностях. В течение двух лет Сара освещала в своем журнале процесс, в котором были замешаны некоторые члены семьи Рангони, но в разговорах между собой они намеренно избегали касаться этой темы.
Она могла бы попытаться использовать интимную близость для получения сведений из первых рук, но никогда этого не делала. Спартак, в свою очередь, тоже мог бы, пользуясь ситуацией, выведать у нее кое-какую не подлежащую разглашению информацию. Но он никогда ни о чем ее не спрашивал.
Однако в эту ночь, когда они оба уже засыпали, Сара вдруг, как будто случайно, бросила одну фразу.
— Говорят, твоя тетя Маргерита пытается продать американцам на корню всю свою долю акций «Рангони Кимика», — сказала она полусонным голосом, подавляя зевок. — Я слыхала об этом сегодня утром.
Спартак напрягся, как пружина, и сел в постели.