Книга Драконы Хаоса - Дон Перрин

У меня возникло тяжелое предчувствие, что если я стану подбрасывать ее дальше, то так и будут продолжать выпадать «орлы». Я поднял монету и почувствовал, что она стала теплой на ощупь, словно лежала у очага.

Ван закончил возиться со своими корытцами, сделав последний мощный «тук» деревянной киянкой, и отошел назад, чтобы оценить работу.

Я протянул ему монету:

— Орел.

Ван кивнул и рассеянно убрал теплый стальной кружок в карман.

— Думаю, что, наконец, нашел, на что она способна.

— Может быть, выигрывать ставки в баре? — предположил я.

— Предсказывать погоду, — ответил он. — Я хотел бы позаимствовать несколько твоих линз от телескопа и зеркал, чтобы направить в эту машину свет. С помощью его мы сможем определить, какой погода будет завтра, благодаря цвету корзины, в которую упадут шары.

Он улыбнулся. И мне его улыбка показалась утомленной.

Я был другом Вану и не мог отказать ему, особенно учитывая, что все еще чувствовал себя виноватым из-за того, что посмеялся над ним. Моя коллекция зеркал и линз оставалась невостребованной с момента аварии в планетарии, происшедшей прошлой весной, а один гном-механик никогда не откажет другому в неиспользуемых ресурсах. Правда, на самом деле я чувствовал себя немного расстроенным из-за того, что Ван затаптывал всю область, которую я полагал своей: небеса. Но в тот момент мне удалось забыть об обидах и согласиться. Понимаете, ведь он все-таки мой друг.

Я вернулся менее чем через час с деревянной коробкой, заполненной призмами, стеклянными панелями, зеркалами и прочей всячиной. А, кроме того, принес горшочек с линзами, для сохранности плавающими в густом желтоватом масле. Их мне прислали из эльфийского королевства на юге. В это время Ван пробивал дополнительные отверстия в своем доме, чтобы осветить дальнюю стену рабочей комнаты.

Мы провели остальную часть дня, размещая зеркала и призмы. Мы устанавливали линзы, все еще измазанные защитными маслами, в крепления так, чтобы солнечный свет бил в ту точку, где обычно лежала монета. В результате к концу дня все было готово, и Вандеркин запустил свой поток металлических шаров.

Они зазвенели и забрякали, устремившись вниз, вспыхивая, когда ударялись о металлические штыри. Падая, они отклонялись влево. Когда все закончилось, большая часть оказалась в синей категории, и несколько шаров — в белой.

Утомленный Ван довольно кивнул.

— Завтра будет ясно, — интерпретировал он. — С небольшой облачностью.

Так предсказала его машина. На следующий день небо было чистым, с несколькими нитями высоких облаков. Более того, оно оказалось синим… абсолютно синим, словно крыло зимородка… практически идеально синим. И облака были тонкими, словно борода мага, и такими белыми, что резало глаз.

Мне это показалось ненатуральным, но я списал все на свою озабоченность. Обычно я больше обращал внимание на погоду ночью, нежели днем. Ван пребывал в восторге, но выглядел отощавшим, словно работа пожирала его жизнь. Его круглые щеки ввалились, а кожа приобрела старческий желтоватый оттенок.

Я поинтересовался его здоровьем, и поначалу он только пожал плечами.

— Просто мечты, — произнес он отстранение, не спуская глаз с машины, увенчанной оплавленным камнем. — У тебя когда-нибудь бывали мечты, которые обретали собственную жизнь, понукали тебя, подталкивали, вдыхали в тебя смелость двигаться к большей цели? Вот что происходит со мной с тех пор, как я… в смысле, мы — нашли статуэтку.

Я не смог ответить сразу, поскольку подобный самоанализ необычен для моего друга. А к тому времени, как оправился, момент уже был упущен. Ван отмахнулся, и мы приступили к эксперименту.

На следующий день был предсказан чисто белый цвет, и в самом деле, посреди дня в деревню вкатился вал тумана, накрывая все вокруг хлопковым одеялом. Гномы-механики слепо шатались вокруг, и даже двери и окна практически не удерживали усики удивительно теплого тумана от просачивания внутрь.

Смысла сохранять предсказывающий аппарат в тайне больше не было. Ван рассказал о нем еще нескольким друзьям, которые, в свою очередь, передали другим. В полдень, когда Ван решил продолжить испытания своей удивительной машины, собралась огромная толпа. Проходя мимо болтающих гномов-механиков, я чувствовал себя немного сбитым с толку тем вниманием, которое привлекал к себе Ван. И испытывал некоторую ревность.

На сей раз выпали фиолетовый и зеленый.

Ван оказался озадачен результатом, а я немного расслабился. Способность машины к предсказаниям заставляла меня нервничать, а невозможный результат мог бы отговорить Вана от продолжения экспериментов. Для Вана я сохранял уверенное выражение на лице и наговорил всяческих правильных и ободряющих слов, но надеялся, что происшедшее положит конец всей этой ерунде. Но, произнося свои слова, я поднял взгляд на шкаф. Осколок звезды взирал на меня с вершины огромного шкафа, словно разъяренный кот.

Я ужасно спал в тот вечер. Осколок камня поселился в моих снах. Я увидел, каков он был. Живая часть неба, кусочек Богов. Но он сорвался с одного из темных созвездий и губительно влиял на мир вокруг себя. Он не предсказывал, скорее, просто диктовал будущее. За этими грубо вырезанными зеленоватыми глазами скрывалась злоба, и я чувствовал, как она ищет меня.

Наконец под утро мне удалось задремать; меня успокоил стук дождя по крыше. На деле же, прямо над нами прошла гроза, обернувшаяся мощным ливнем. Я проспал до полудня, а когда пробудился, увидел результаты предсказания машины Вана.

Дождь был обильным и удивительно плодородным. Трава и кусты, казалось, подрастали под проходящей грозой, и даже некогда голые дорожки покрылись яркой свежей зеленью. Кроме того, повсюду выросли маленькие фиолетовые цветы, такие, каких мы никогда не видывали, они напоминали звездочки.

Я вышел из дома и обнаружил, что большая часть населения также находилась снаружи, занимаясь исследованием новой поросли. Лепестки цветов имели маслянистую поверхность, неприятную на ощупь. Воздух в поселении казался теплее после дождя, почти душным. Другие гномы-механики тоже заметили это и, будучи гномами-механиками, произвели на свет множество вентиляторов на педальной тяге и циркуляторов воздуха, питаемых солнцем. Я же предчувствовал, что это больше чем просто перемена погоды, и вспомнил о том, как странно нагрелась монета во время предыдущих экспериментов.

Я зашел в лабораторию Вана без приглашения и обнаружил, что шкаф с металлическими шарами и штырями оставлен без присмотра, в окружении установленных на скорую руку линз и зеркал. Наверху, словно идол, облаченный в медную мантию, стоял камень. Он казался больше и зеленее, чем прежде, если, конечно, такое возможно. Окружавшее его зло казалось почти ощутимым.

Я подобрал киянку побольше.

Внутри меня все переворачивалось, пока я приближался к устройству Вана. «Может быть, мной движет простая ревность? — размышлял я. — Ван сделал то, что мне оказалось не под силу, — предсказал движения небес. Вдруг именно это заставляет меня разбить эту штуку? Смогу ли я и в самом деле считать себя другом Вана после того, как разрушу его великое достижение, машину, делающую в точности то, для чего была создана? И все из-за немного странной погоды?»