Книга Иуда освобожденный - Питер Гамильтон

Даниэль Алстер сдержанно улыбнулся.

— Желаю удачи, — сказал он перед тем, как выйти из камеры.

Уилсон оглянулся на стену здания напротив перехода и заметил широкое окно центра управления, за которым беспечно переговаривались между собой двое техников, безразлично посматривая на группу путешественников.

— Приготовиться, — скомандовал диспетчер перехода. — Открываем червоточину.

Сквозь силовое поле начал пробиваться бледный свет. Уилсон повернулся к переходу; по полу за спинами его спутников протянулись неясные тени. Свет усилился, его цвет постепенно стал янтарным и затем приобрел красновато-коричневый оттенок. Эта краснота проникла в самые дальние уголки мозга Уилсона. «Какого черта я согласился на это?» До сего момента он и не подозревал, как много, несмотря на прошедшие столетия, значит для него Марс.

Червоточина открылась. Спустя три века Уилсон снова увидел перед собой Аравийскую Землю.

— Проход разрешен, — объявил диспетчер.

При виде каменистого ландшафта адмирал сделал глубокий вдох. В сильно разреженной атмосфере вились тончайшие струйки оранжевой пыли.

— Хочешь пройти первым? — предложил ему Найджел.

Как же он завидовал когда-то давным-давно коммандеру Дилану — первому человеку, ступившему на поверхность другой планеты! Вот только Дилан не был первым: их там уже поджидал Найджел. Загадочный каприз атмосферы донес через века смех Оззи: «Старик, прекрати! Ты сведешь их с ума».

— Конечно, — коротко ответил Уилсон и шагнул сквозь силовое поле.

Под его ногами была поверхность Марса. Розоватая атмосфера опоясывала

горизонт и сгущалась над головой до угольно-черного цвета. Вокруг виднелись миллионы зазубренных, испещренных выбоинами скал с рыжеватой пылью в каждой трещине. Он осмотрелся вокруг, определяя свое географическое положение по характерным признакам, которые так и не смог забыть. Слева от него протянулся край кратера Скиапарелли, а это значит… Да, чуть-чуть к северу. Два холмика красной земли закрывали нижнюю треть грузовых модулей. Белые титановые корпуса потемнели от трехсот лет бесконечных бурь, стерших все надписи. Видимые секции превратились в груды почерневшего металла, прямоугольные грани механизма раскрытия парашютов покрылись вмятинами и царапинами и лишились строгих очертаний. Кое-где виднелись сквозные пробоины, сквозь которые проглядывали внутренние крепления.

Ну, если грузовые модули здесь… Уилсон медленно повернул голову и увидел «Орла-2». Прошедшие годы разрушили шасси, и днище корабля осело на грунт. Пески Марса не упустили свою добычу: верхние щупальца ровной треугольной красноватой дюны протянулись до самого верха фюзеляжа космоплана. На виду осталась только часть хвостового руля — наполовину укоротившееся лезвие из хрупкого композита.

— Проклятье! — пробормотал Уилсон, ощутив, как увлажнились его глаза.

От Анны пришло текстовое сообщение: «ТЫ В ПОРЯДКЕ»?

«КОНЕЧНО. ДАЙ МНЕ СЕКУНДУ».

Пока остальные выбирались из червоточины, он немного прошелся по ледяной пустыне. Тарло выкатил трансровер, и машина запрыгала по неровной поверхности планеты.

— Ого, пониженная гравитация сильно ухудшает маневренность! — воскликнул Тарло. — Да еще эти валуны. Никогда не видел столько камней в одном месте. Здесь что, был какой-то метеоритный ливень или что-то вроде того? Как же вы передвигались, когда были здесь, сэр?

— А мы и не передвигались, — сказал Уилсон.

Они привезли с собой три мобильные лаборатории с лучшей аппаратурой, которую могли обеспечить деньги и технологии двадцать первого века. Она так и осталась в грузовых модулях; Уилсону приборы представлялись мертвыми металлическими зародышами с рассыпающимися корпусами и смерзшимися деталями.

— Мы сразу же отправились домой.

— Вы могли бы остаться и провести исследования, — заметил Найджел.

В его голосе не было слышно и тени раскаяния.

— Да, могли бы.

Уилсон прикинул в уме расстояние до жалких реликвий прошлого и направился к «Орлу-2». Очертания корабля намертво врезались в память, и, несмотря на толстый слой песка, адмиралу было нетрудно мысленно восстановить прежний облик космоплана. Динамические крылья были полностью убраны при посадке, так что остались лишь небольшие треугольные выступы. Оба узких смотровых иллюминатора занесло песком, и Уилсон был этому рад: мертвому существу будто бы закрыли глаза. Адмиралу совсем не хотелось заглядывать внутрь.

Он неторопливо нагнулся и начал раскапывать песок руками. Из-под рукавиц тотчас поднялись небольшие облачка песчинок.

— Мы обнаружили маячок Рейнольдса, сэр, — доложил коммандер Хоган. — Удаленность — три километра, сорок семь градусов по курсу.

— Отлично! — откликнулся Найджел. — Парни, сгоняйте туда и поищите в этой железке ответы для нас.

— Да, сэр.

Уилсону показалось, что он неправильно выбрал место. В конце концов, при обрушении шасси «Орел-2» мог немного развернуться. Трансровер, вихляя и подпрыгивая, отправился в путь по песку, унося с собой всех шестерых сотрудников флота, крепко уцепившихся за его раму.

— Что ты ищешь? — спросила Анна.

— Не знаю. — Он сделал несколько шагов и снова нагнулся. — Ладно. Я ищу флаг. Помню, что мы успели его поднять. Наверное, его тоже занесло песком.

Анна подбоченилась и медленно повернулась кругом.

— Уилсон, он может оказаться где угодно. Страшные бури здесь не редкость. Бывает, они не утихают неделями.

— Даже месяцами, и охватывают всю планету. — Он перестал рыться в песке. — Я помню, что сверлил скалу перфоратором. Мы собирались надежно закрепить растяжки.

К песчаному холму, скрывающему «Орла-2», подошел Найджел. Он дотронулся рукой до остатка хвостового руля.

— Знаете, это неправильно. Корабль заслуживает лучшего. Надо забрать его домой. Я уверен, калифорнийский музей технологического наследия с радостью его примет. Возможно, даже заплатит за реставрацию.

— Нет! — вырвалось у Уилсона. — Он разбит. «Орел-два» уже стал частью истории этой планеты. Его место здесь.

— Он не так уж сильно пострадал. — Найджел провел рукой по крыше космоплана. — В те времена строили отлично.

— Ты разбил его сердце.

— Черт, я так и знал! Ты все еще злишься на меня.

— Вовсе нет. В тот день мы оба стали частью истории: ты и я. Я проиграл, но всем нам порой приходится проигрывать. Появление технологии червоточин было неизбежно. Если б ее создал не ты, это сделал бы кто-нибудь другой.

— Да? Ты понятия не имеешь, как трудно было разработать математическую модель, а затем построить реальное оборудование. Никто, кроме Оззи, не смог бы провернуть такое. Я знаю, что он ненормальный, но он — гений, настоящий гений! Сверхновая звезда по сравнению с Ньютоном, Эйнштейном и Хокингом!