Книга Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789-1848 - Иван Жиркевич

– …Я читал донесение графа Протасова, – сказал я.

– …И так хорошо, – продолжал государь начатую речь, несмотря на мой неуместный перерыв, – что крестьяне даже просили дозволения служить молебен за их обращение в удел. Так и быть должно! Это делается собственно к добру их! Мне остается присовокупить, что я вверяю вам спокойствие более чем миллиона людей, а на этом спокойствии основано мое собственное. Вы будете ценить это, я вполне уверен в том!..

Потом государь, обратясь к Гоноропуло, приветствовал его – что он уже давно знаком с ним, но что в настоящую минуту он должен ему напомнить, что в Белосток назначил его губернатором по представлению князя Долгорукого (тамошнего генерал-губернатора).[434]Тут глаза государя заблистали, стан выпрямился, и он, возвыся голос, сказал:

– Мне нечего тебя учить, как следует обращаться с поляками. Долгорукий тебе живой пример. Имей на руках железные рукавицы! К тебе они полезут в душу, будут изгибаться, кланяться, но помни мои слова: поляк – всегда поляк: не помнит благодеяний и даже не чувствует их! Он будет виться змеей у ног твоих, будет лизать их, пока не доберется до шеи – а там задушит тебя! Повторяю опять: держи ухо остро!..

И потом, с прежним ласковым взглядом обратясь ко мне, спросил:

– Скоро вы располагаете ехать? На ответ мой, что дня через два, прибавил: – Чем скорее, тем лучше! Желаю вам хорошего пути. А с тобой, – продолжал государь, обратясь к Гоноропуло, – еще увидимся – не прощаюсь.

Когда же мы оба вышли из кабинета, то государь, сделав шага два в следующий покой, изволил сказать:

– Прощайте, ваше превосходительство, желаю вам счастливого пути и исполнения ваших желаний! Уверен, что они совершенно согласны с моими. Прощайте!..

Не умею выразить, с каким духом я приступил к сей первой аудиенции и с каким вышел из оной! До прибытия моего во дворец я все еще размышлял и готовил себя как предстать пред государем, но, войдя я ничего, не видел, кроме благосклонного взора царева и его милости, забывшись даже до того, что в одном месте прервал речь его. Выйдя из кабинета, я чувствовал, что не было такой жертвы, которую я не был бы в готовности принести для исполнения священной воли его.[435]

Из дворца поехал я прямо к Танееву, с которым я был уже знаком прежде, по службе его при графе Аракчееве. Возобновив наше забытое знакомство и вспомнив прежнее, он просил меня обратить внимание на дело о размежевании небольшого имения его в Симбирской губернии, которое совершенно хотят обрезать в пользу соседей, по крайней мере так пишет ему управляющий, – и о продолжении прежней нашей дружбы… Затем советовал мне долго не засиживаться в Петербурге, а спешить скорее выехать, ибо он уверен, что государь еще не один раз об этом будет спрашивать и его, и других.

На другой день я представлялся, уже в мундире, графу Блудову, Строганову, Бенкендорфу, Чернышеву и Дашкову,[436]министру юстиции. Сей последний меня не принял, но вечером прислал ко мне визитную карточку и просил меня быть у него еще раз на следующий день вечером.

Когда я приехал представиться графу Бенкендорфу, то я нашел там начальника 1-го округа жандармов Полозова,[437]гораздо младшего товарища мне по корпусу и по гвардейской артиллерии, но в это время весьма уже опередившего меня по службе. Имея бездокладный доступ к графу, он, по всей вероятности, предупредил его обо мне, так что, когда он вошел в приемную, где стояло нас несколько представляющихся лиц, Бенкендорф, услышав мою фамилию, сказал: