Книга Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору - Игорь Симбирцев

С этого приказа Ежова № 00446 и приложений к нему (квот обреченных по разным регионам СССР и классификаций выявленных «врагов» по степени опасности) вся эта ежовщина, а на самом деле просто самый кровавый этап репрессий 1937–1939 годов, задуманный властью Сталина и проведенный в НКВД командой Ежова, и стартовала. За два неполных года страна изведала на себе «тройки», ночные аресты, «черные воронки», ускоренное следствие, следователей-«колольщиков», приговоры к «десяти годам без права переписки» и много других страшных вещей. Страна узнала, что такое «Ежовые рукавицы», – это потом вошло в поговорку, а изначально так называлась хвалебная статья в адрес развернувшегося на посту наркома НКВД Ежова в «Правде», тогда же бравый нарком Ежов был нарисован с зажатой в таких «ежовых рукавицах» змеей известным художником-карикатуристом «Известий» Борисом Ефимовым.

Сейчас даже по приблизительным подсчетам названы цифры жертв этой «операции» органов госбезопасности: за 1937 год арестованы в СССР по этому ежовскому приказу почти миллион граждан (из них более 300 тысяч расстреляны), а в 1938 году – почти 650 тысяч человек (и опять из них более 300 тысяч казнены).

Что же касается отстрелов внутри самих спецслужб, раз уж мы решили придерживаться нашей темы, то они особенно не отличались от массовых репрессий в других наркоматах и ведомствах СССР. Действующих чекистов их вчерашние коллеги также арестовывали на работе, дома, на улице, в кабинетах у высших руководителей государства, в приемной собственного наркома, на вокзале при возвращении из разведывательной командировки. Следствие, как правило, было столь же быстрым и столь же беспощадным в плане методов выбивания показаний, чекистское звание никого от пыток не защищало. Судил арестованных сотрудников НКВД или Разведупра армии обычно военный трибунал под началом главного военного юриста СССР Василия Ульриха, он сам в годы Гражданской войны служил в ЧК, так что тоже отправлял на смерть своих коллег. Для зачтения заранее предрешенного приговора уже бывших чекистов привозили из внутренней тюрьмы на Лубянке или из Лефортова в здание военного трибунала на Ильинку. А затем в соответствии с вынесенным приговором экс-чекист или бывший военный разведчик либо этапировался на один из островов архипелага ГУЛАГ, либо доставлялся к месту расстрела.

Убивали вчерашних чекистов или военных разведчиков и на спецобъектах, включая и ведомственный полигон в Бутове, и бывшую дачу Ягоды в совхозе «Коммунарка», и внутреннюю тюрьму на Лубянке. Так что годы Большого террора быстро уравняли вчерашних сотрудников всесильного ведомства, наследника легендарной ВЧК Дзержинского, с остальными жертвами репрессий. Тех чекистов, кого не расстреляли, а отправили на долгие годы в сталинские лагеря, уравняли там с другими заключенными эпохи «большой чистки», их было так много, что специальных лагерей для них не устраивали и отправляли в обычные ИТЛ. Там они часто сталкивались со вчерашними жертвами, и им приходилось несладко, как писала из лагеря осужденная сотрудница НКВД Александра Горбунова на имя Берии: «В лагере вокруг меня, как сотрудницы органов госбезопасности, создается нетерпимая обстановка со стороны массы явных контрреволюционеров». Ветеран ЧК с 1919 года, Горбунова (в девичестве Ашихмина), к моменту ареста в 1937 году заместитель начальника Секретно-политического отдела в НКВД, так и не дождалась милости от своего начальства, умерла в 1951 году от истощения в одном из лагерей Коми АССР.

Отстреляли здесь же и уже не служивших на Лубянке знаменитых ветеранов ВЧК вроде Петерса, Лациса или Манцева. В числе прочих попали в эти жернова репрессий и те бывшие сотрудники первой ЧК, кто сделал уже литературную карьеру и стал известным к тому времени пролетарским писателем в СССР, как Исаак Бабель или Артем Веселый. Вообще-то британские спецслужбы считают в мировой истории самыми плодовитыми в смысле количества известных писателей (большей частью именно шпионско-детективного жанра) из числа бывших их сотрудников: Грэм Грин, Сомерсет Моэм, Ноэль Хауэрд, Дэвид Корнуэлл (Ле Карре), Ян Флеминг, Роальд Даль, Тед Олберри и еще ряд известных в литературе имен. Но и в нашей отечественной ЧК оказалось немало будущих деятелей советской литературы: Михаил Маклярский, Исаак Бабель, Осип Брик, Артем Веселый (Кочкуров), Борис Волин (Фрадкин), Василий Стенькин, и даже один из соавторов веселых «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» Петров (Катаев) служил в свое время в Одесской ЧК, занимаясь далеко не столь веселыми делами, как описание похождений Остапа Бендера. Даже писательницы из рядов ГПУ – НКВД появились, как сотрудница Экономического отдела ГПУ Раиса Соболь, писавшая под псевдонимом Ирина Гуро, в конце 30-х годов ее тоже как врага народа арестовали вместе с ее мужем – сотрудником НКВД Ревзиным. А сотрудник Крымского НКВД Яков Бухбанд даже возглавлял Крымское отделение Союза писателей СССР, хотя, по воспоминаниям современников, писать практически не умел и даже просто по-русски писал с ошибками. Чекистско-писательскую карьеру Бухбанда тоже прервали арест и расстрел в 1937 году. Кто сейчас помнит такого писателя или читал его произведения?

При этом вряд ли стоит впадать в другую крайность, утверждая, что эти первые волны репрессий против бывших чекистов были призваны исключительно перебить ленинскую гвардию старых сотрудников ВЧК, якобы более чистых в нравственном плане и кристальных в своих ленинских воззрениях. Что этих чекистов из верных ленинцев истребила новая сталинская волна чекистов – бюрократов и беспринципных садистов. Это было бы слишком простое объяснение для тех, кто пытается доказать нехитрый тезис: Ленин (Троцкий, Каменев, Бухарин и т. д.) хотели совсем другого социализма, но их идеи попрал могильщик социализма Сталин со своими подручными в лице Ежова или Берии. На самом деле история довоенного СССР была явно сложнее такой примитивной схемы защитников «настоящего» ленинского социализма, якобы попранного сталинщиной, к тому же она полностью в истории НКВД опровергается фактами. И среди дзержинцев самого первого поколения ВЧК не все были репрессированы, и, хотя Ежов и пришел в НКВД со стороны волею Сталина, многие из его ближайших подручных были плоть от плоти все той же ЧК ленинских времен.

Тот же первый ежовский зам в НКВД Фриновский, обычно среди ежовской когорты рисуемый самыми мрачными красками негодяй и садист (и вполне обоснованно), по воспоминаниям знавших его людей – тип с криминальными наклонностями и с блатным жаргоном в разговоре, хотя и вышел из семьи потомственных священников и сам был недоучившимся семинаристом. Фриновский точно так же пришел в ВЧК в 1919 году в разгар романтического периода чекизма времен Гражданской войны, перешел из бывшей боевой организации террористов-анархистов (от анархическо-бандитской юности у него и остались наколки на руках и блатная феня в разговоре), служил в особом отделе чекистов Первой конной армии, где участвовал в ликвидации штаба батьки Махно. Причем другой известный вождь ежовцев и командир ГУЛАГа в НКВД Лазарь Коган в Гражданскую до прихода в ЧК еще был анархистом и обретался как раз в ставке Махно. Так что два виднейших соратника Ежова когда-то гонялись по степям Украины в борьбе друг с другом, а затем оказались в верхушке НКВД и расстреляны оба по делу о «заговоре Ежова» – такая чекистская диалектика.

Еще один приближенный Ежова и его заместитель в НКВД Лев Бельский (Левин) был сотрудником ВЧК с 1918 года, начальником Симбирской ЧК, а до революции – боевиком еврейского социалистического союза Бунд. Другой заместитель Ежова Лев Заковский – еще более характерный типаж «первого чекиста» из эпохи Гражданской войны и Дзержинского во главе ЧК, тоже из анархистов, его настоящая фамилия Стубис. Уже при Ежове он дослужился до одного из руководителей этого ведомства, в разгар ежовщины отметившись как автор инструкции к народным низам о доносительстве, в которой даже детям советовалось доносить в «органы» о неправильных разговорах их родителей. Выдвинутый Ежовым в конце 1936 года на пост начальника всей контрразведки НКВД из начальников Сталинградского управления Александр Минаев (настоящая фамилия Цикановский) – проверенный боец ВЧК Гражданской войны, когда он на Украине командовал Елизаветградской ЧК. Ну и во многом отвечавший при Ежове за кадровую политику в НКВД Ефим Евдокимов тоже из самых «ленинских» чекистов, тоже революционер с большим прошлым, еще в революцию 1905 года в родном Иркутске раненный в боях с жандармами четырнадцатилетним подростком. Евдокимов тоже пришел в ВЧК тернистым путем террориста, побывав поочередно и эсером, и анархистом.