Книга Великая огнестрельная революция - Виталий Пенской

Иностранные очевидцы отмечали, что вскоре после своего восшествия на трон Лжедмитрий начал готовиться к большой войне с Крымом и Турцией687, предполагая направить главный удар русской армии и ее союзников, донских казаков, на Азов. Главной базой собиравшейся армии должен был стать Елец, где создавались большие запасы провианта, фуража и военного снаряжения. В преддверии войны самозванец приказал отлить большое количество новых артиллерийских орудий, а также регулярно проводил артиллерийские учения688. Учитывая интерес Лжедмитрия к артиллерийскому делу и исходя из структуры знаменитого «Устава ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки», составленного дьяком Онисимом Михайловым сыном Радишевским, можно согласиться с мнением В.Д. Назарова, отметившего связь между началом работы над этим «Уставом» и мероприятиями Лжедмитрия689.

Можно предположить, что в основу предполагаемой военной реформы самозванец мог положить польско-литовский опыт, хотя имеющиеся свидетельства не позволяют с уверенностью утверждать это. Одно ясно несомненно – Лжедмитрий стремился увеличить огневую мощь русского войска и его способность противостоять коннице степняков. Однако довести начатое дело до конца ему не удалось. Его правление оказалось слишком коротким, чтобы намерения смогли из планов стать реальностью. Однако сама идея преобразований в военной сфере не умерла, и в правление Василия Шуйского, сменившего на московском престоле Лжедмитрия, она обрела материальные очертания.

Воцарение Василия Шуйского не способствовало прекращению смуты в России. Новый царь, «выкликнутый» боярами, явно не пользовался всенародной популярностью, особенно на юге страны. Мятежи и бунты множились день ото дня. Особенно тяжелым стало положение Шуйского после появления Лжедмитрия II. «Тушинский вор», разбив свой лагерь под самой Москвой, создал свой, параллельный московскому, аппарат власти и попытался управлять Россией в обход Василия Шуйского, опираясь на свою армию, ядро которой составляли опытные в военном деле польские, литовские, венгерские и немецкие наемники. В этих условиях Шуйский был вынужден прибегнуть как к традиционным способам пополнения армии, объявив сбор даточных людей с «земли», так и обратившись к иностранной военной помощи – шведскому королю Карлу IX.

Для ведения переговоров со шведами и сбора войска в Новгород был отправлен племянник царя князь М.В. Скопин-Шуйский. Вряд ли Василий, выбирая кандидатуру посланца, мог сделать лучший выбор. Несмотря на свою молодость, князь к тому времени был уже опытным воином, искушенным в военных премудростях. Будучи приближен Лжедмитрием I, он имел возможность поближе познакомиться с особенностями польско-литовского военного дела, а позднее приобрел богатый боевой опыт в боях со сторонниками самозванца в 1606–1608 гг. Его деловые качества и полководческий талант высоко оценивались современниками – как русскими, так и иностранцами690. Переговоры прошли достаточно успешно. Уже в ноябре 1608 г. было заключено предварительное соглашение о посылке в Россию шведского экспедиционного корпуса численностью 5 тыс. солдат и офицеров и неопределенного количества наемников в обмен за уступку г. Корелы с уездом и отказа России от претензий на Ливонию691. В Россию наемники под началом шведского генерал-лейтенанта Я. П. де ла Гарди начали прибывать в марте 1609 г. Состав его армии был разношерстным – по сообщениям русских источников, в него входили, кроме природных шведов и финнов, наемники едва ли не со всех стран Европы, в массе своей ветераны испано-голландской войны.

Первые же столкновения солдат де ла Гарди с войсками Лжедмитрия II показали перспективность заимствования европейской тактики. Польская конница легко опрокидывала и русскую, и «немецкую» наемную конницу, однако «немецкая» пехота, ощетинившись пиками, успешно отражала натиск противника. Так было, к примеру, в июне 1609 г. под Торжком и месяцем позднее под Тверью692. К тому же, судя по всему, знакомство с элементами новой европейской тактики получили и некоторые отряды русских ратных людей. Во всяком случае, шведский историк Ю. Видекинд указывал, что прибывшие из Ярославля к Скопину-Шуйскому 1500 ратников имели хорошее вооружение – длинные копья у пехотинцев и пики по польскому образцу у конных воинов (выделено нами. – П.В.)693.

Познакомившись поближе с основными принципами голландской военной школы, М.В. Скопин-Шуйский не мог не оценить ее сильных сторон. В самом деле, сложно было противостоять польско-литовским гусарским хоругвям, их неудержимому натиску. Русская поместная конница, как было отмечено выше, уклонявшаяся от ближнего боя, и не пыталась противостоять полякам. Трудно приходилось стрельцам и казакам, если они не успевали окопаться или укрепить каким-либо иным способом свои позиции.

Вместе с тем Скопину-Шуйскому были хорошо известны и сильные стороны русского войска – его неприхотливость, непритязательность, умение подчиняться и способность выносить все тяготы войны. Ставка на пехоту, оснащенную огнестрельным оружием и длинными пиками, и на широкое использование полевой фортификации как нельзя больше соответствовала тому опыту, который мог приобрести во время своих походов Скопин-Шуйский. Обученная по-новому русская пехота могла рассчитывать на успех в боях с отрядами на службе самозванца. Не последнюю роль сыграли также и соображения временного и экономического характера – хорошего пехотинца можно было подготовить значительно быстрее и дешевле, чем всадника. Одним словом, опираясь на помощь иностранных военных инструкторов, прежде всего опытного ветерана Христиера Зомме694, Скопин-Шуйский приступил к обучению прибывающих с северорусских земель ратных людей премудростям голландской тактики. Ю. Видекинд сообщал, что новобранцев, получивших оружие западноевропейского образца, Зомме «…заставлял делать упражнения по бельгийскому способу; учил в походе и в строю соблюдать ряды на установленных равных расстояниях (т. е. поддерживать равнение. – П.В.), направлять, как должно, копья, действовать мечом, стрелять и беречься выстрелом; показывал, как надо подводить орудие и всходить на вал».

Прекрасно понимая, что никакое обучение в лагере не даст необходимой для успеха в реальном бою уверенности в себе, в своих силах и в своих товарищах, Зомме время от времени обкатывал новобранцев в мелких стычках с неприятелем, стараясь вселить в них уверенность в собственных силах: «…Вместе с тем он время от времени тревожил соседний вражеский лагерь легкими стычками»695.

Обучив своих людей, Скопин-Шуйский перешел к активным действиям. Воспользовавшись советами Зомме и де ла Гарди и привычкой русских ратных людей к лопате, кирке и топору, молодой русский воевода применил стандартный для голландской военной школы прием. Он стал стеснять неприятеля системой полевых укреплений-острожков, располагая их на дорогах и перекрывая пути доступа в лагерь неприятеля помощи и припасов. Новая тактика была опробована прежде всего на войске Сапеги, которое продолжало осаждать Троице-Сергиев монастырь.

Перемена в тактике русских была сразу отмечена поляками. Так, Н. Мархоцкий писал, что «…подойдя к Калязину, мы увидели, что московское войско переправляется на другую сторону Волги. Москвитяне действовали хитро (выделено нами. – П.В.), заранее поставив на той стороне городок, к которому и переправлялись. Встав в городке, они далеко к нам не выходили, а разместили свое войско между городком и выставленным перед ним частоколом…»696. Однако, судя по всему, поначалу польские военачальники не придали этому большого значения, а когда догадались об истинном смысле действий русского войска, было уже слишком поздно. Как отмечал тот же Мархоцкий, «…Скопин поставил Сапегу в столь трудное положение, что тот вынужден был отступить от Троицы к Дмитрову…».