Книга Тайны прошлого - Джулия Хиберлин

Уильям. Папа.

Так поднял вырезку с фотографией Дженнифер, уставился на ее застывшую навеки улыбку на фоне печального маленького домика в Оклахоме.

— Никогда себе не прощу, — сказал он. — Я любил ее. В то лето они отследили меня в университете Оклахомы: у федералов была утечка данных. Первой они нашли Дженнифер. Пытали ее, чтобы вызнать мой адрес. И я уверен, что она меня не выдала. — Его голос дрогнул. — Маршалы продолжили меня переселять. Со временем я оказался тут.

Так откинулся на спинку стула и поправил очки своими длинными изящными пальцами прирожденного пианиста.

— С Норой я познакомился в школе Истмана, и она спасла мне жизнь. Мы женаты уже двадцать лет. Она преподает игру на флейте. У нас двое детей.

— Я знаю. — Чего я не знала, так это стоит ли сознаваться в том, что шпионила за ним вчера, шпионила на протяжении нескольких месяцев. Я понятия не имела, знает ли он о наследстве. Финансовые документы, которые нашла Марша, упоминали, что наследники не должны знать о деньгах до двадцать пятого дня рождения.

Я рассматривала его лицо. Вблизи он казался гораздо старше своих сорока четырех. Морщинки разбегались от уголков глаз. Две глубокие линии пересекали лоб. Только руки казались гладкими и юными. Бледно-желтая рубашка под твидовым пиджаком слегка помялась, давно не глаженая. Бледно-голубые джинсы обтрепались над белыми кроссовками «Найк». Он явно не следил за внешним видом.

Интересно, каким он вырос.

Мне казалось, что двояким.

Человеком, который часами терпеливо сидит за пианино и «ставит» студентам руки, выслушивая их попытки играть.

И человеком, который запирается в кабинете со звукоизоляцией и играет громоподобные композиции, полные ужаса, потери, ярости. И ноты врезаются в стены, мечутся в закрытом пространстве, пытаясь найти выход. Как и он сам.

— Томми, ты слышала, что я сказал? Я видел маму незадолго до ее смерти. Она позвонила мне. Была в отчаянии. Попросила меня очистить одну из ее банковских ячеек. Дала мне название банка. Я отказался. Приезжать домой было слишком рискованно. Два дня спустя я перезвонил по тому же номеру. Сказал медсестре, что я дальний родственник и хочу узнать о состоянии больной. Она ответила, что миссис МакКлауд лечится от деменции. Что ее муж недавно скончался. И в то же утро я вылетел в Техас.

Он нервно постукивал пальцем по краю чашки, к которой так и не притронулся. Кофе остывал. Его глаза казались зеркалами, они отражали калейдоскоп эмоций, которые я не могла распознать. Стыд, может быть? И боль за папу? Он все знал и решил не появляться на похоронах? Но прежде чем я успела, точнее, решилась спросить, он продолжил:

— Это было ошибкой. Женщина в банке пустила меня только на порог. А мама… она меня, конечно же, не узнала. Я все равно сидел с ней, держал ее за руку, рассказывал про детей. Пробыл у нее полчаса. Когда я выходил, она выкрикивала мое имя. Я не вернулся.

Об этом я не догадывалась. Значит, тем маминым посетителем был Так, а вовсе не подручный Кантини.

— Я сожалею, — повторил он. — О том, что меня не было рядом. Я знал, что ложь сильно давила на папу. Даже когда ты была еще маленькой, до того, как все полетело к черту, он очень хотел рассказать тебе.

— Мой отец — Энтони Марчетти, — сухо сказала я.

— Твой настоящий отец — Уильям МакКлауд. И мой тоже. Генетика тут ни при чем.

У него не было права так говорить.

Хотя, впрочем, было.

Эти его слова всколыхнули все то, что я так отчаянно пыталась похоронить.

Я склонила голову и выудила из-под стола рюкзак, поставила его на колени и открыла маленькое отделение.

— А это ты помнишь?

Я положила перед ним на стол старую карту, джокера, и прочитала эмоции на лице Така, когда он перевернул картинку и заметил двух розовых лебедей на рубашке.

— Нечто дикое. — Он посмотрел на меня с хитрой улыбкой, которую я помнила. — Нечто неожиданное. Бабушка никогда не ошибалась.

Я выложила следующую карту. Ту, что вытащила наугад из колоды, которую отчаянно тасовала часами, не в силах заснуть в своем номере отеля. Бабушкин быстрый и легкий способ ответить на четко сформулированный срочный вопрос.

Поэтому я и сидела сейчас за столом, а не летела домой в самолете, оставив прошлое позади и повернувшись спиной к вопросам без ответа.

Одна карта, один ответ.

Тройка треф.

Второй шанс для меня и Така.

Эпилог

Я сидела на полу в старой комнате Така, а передо мной возвышалась стопка сокровищ. Голубое перо сойки, засушенный стебель лаванды, пакет для продуктов, гладкий камешек с дорожки, вилка, фотография. Я не знала, что все эти предметы значили для нашей мамы, но она прятала их под матрасом в детской сына, которого так и не смогла отпустить.

Был ветреный и облачный октябрьский день. После встречи с братом в кофейне Нью-Йорка прошел почти год. Мы готовили дом к первому семейному вечеру на ранчо, к встрече с моими племянниками и золовкой. Я не ожидала найти мамину коллекцию во время уборки, но помнила папины слова о том, что в конце концов это стало ее привычкой. Прятать нелепые для чужого глаза вещи.

— А что это такое? — спросила Мэдди, возникая рядом со мной. Ее лицо и руки были покрыты пылью, теннисные туфли испачканы коровьим навозом — все это было частью ее ритуала по «уборке амбара».

— Кое-что из того, что хранила твоя бабушка.

— Круто, — сказала она. — А можно я возьму себе перо?

— Конечно.

Она провела перышком по щеке, а потом подняла лежавшую сверху фотографию.

— Это ты?

Я удивилась тому, как мгновенно она увидела то, чего я не замечала.

— Нет, это твоя бабушка. И тут она держит за руку твоего дядю Така. Ему, наверное, годика три.

— Ты до сих пор злишься на нее за вранье?

— Не то чтобы злюсь, нет.

Она печально на меня посмотрела.

— Знаешь, моя мама тоже мне врет.

— Не говори так, Мэдди. Твоя мама ни за что не стала бы лгать.

— Она говорит, что опухоль в моем мозгу — это ерунда и волноваться тут не о чем.

Меня пронзила резкая боль. Мы никогда не использовали слово «опухоль», говоря о Мэдди. Никогда.

— А что ты думаешь? — осторожно спросила я.

— Я думаю, мама не знает, что может случиться. И никто не знает.

— Ты можешь всегда поговорить об этом со мной. — Я потянулась к ней, погладила ее по волосам. — Но лучше тебе поговорить с мамой.

— А маме лучше, когда все, как сейчас. Думать, что я не знаю. Защищать меня. — Мэдди вскочила на ноги, протянула мне фотографию, но уходить пока не спешила. — Как думаешь, кузены захотят поиграть в крикет? Я нашла в амбаре старый набор для игры. И могу все устроить.