Книга Бал gogo - Женевьева Дорманн

Бриек любил драгоценности не за их коммерческую стоимость, а за магическую силу, любил их названия и все, что имело к ним отношение: блеск, чистоту, огранку, пробу, характеристики камней. Любил сапфир, дающий силу; рубин, усмиряющий гнев; любил пьянящий изумруд и чувственный жемчуг и, конечно, бриллиант — эту горделивую слезу вулкана, способную разрезать все на свете, и только огонь способен разрезать его самого, бриллиант чистой воды, который своим блеском создает неповторимую игру. Всякий раз, когда он, торопясь, перекладывал футляры с витрины в свою сумку, от этого блеска камней и запаха золота кровь стремительно бежала по его венам и приливала к лицу, скрытому маской с прорезями для глаз. Разве можно сравнить это с пачками вонючих банкнот, которые он крал из сейфов или из касс на автозаправках!

Бриек был очень осторожен и разрабатывал планы налетов только сам, определяя входы, выходы, камеры наблюдений, которые надо убрать, рассчитывал время пробега, расстояния и все необходимое для операции.

Он имел респектабельный вид, и это помогало ему. Он требовательно относился к своей одежде и к одежде своего сообщника. Серая фланель, хороший твид, безупречные рубашки с галстуком, начищенная до блеска обувь и качественные кейсы. При их виде самые осторожные и недоверчивые продавцы медом растекались — и оказывались на полу со связанными руками и ногами, так и не успев понять, что с ними произошло. Открытый взгляд и приветливые улыбки этих респектабельных молодых людей никак не вязались с представлением о преступниках.

Его последний налет на Лазурном Берегу был шедевром: тридцать миллионов среди бела дня за четыре минуты взяли эти двое, одетые, как обычные отдыхающие, в рубашки от «Лакоста», с теннисными ракетками в сумках и наброшенными на плечи свитерами.

С четырьмя миллиардами и почти всеми легавыми Франции и Наварры на хвосте, Бриек решил на некоторое время покинуть родину и немного передохнуть.

В Монпелье двумя годами раньше его сокамерник, молодой маврикиец, дал ему адреса в Порт-Луи, где можно сплавить драгоценности через китайцев, которые имели связи с Южной Африкой и Австралией. Самолет был быстрее, но опаснее. Бриек решил добраться до Маврикия морем. По фальшивым документам он нанялся грузчиком на грузовое судно компании морских перевозок, которое следовало через Джибути, Дурбан и Реюньон, прежде чем пристать к Маврикию. В октябре он сошел на землю, и никому и в голову не пришло, что молодой человек, который растворился в портовой толпе, нес хорошенькое состояние в сумке цвета хаки, висящей у него на плече.

Бени навела под варангом порядок. Она сложила матрасы стопкой, выбросила в мусорное ведро окурки, банки из-под варенья и консервов. Потом пошла в ванную и там в зеркале увидела свое лицо. Это я? Заплывшие глаза, пересохшие распухшие губы и огромный красно-желто-голубой след от засоса у основания шеи, который не скоро сойдет; если она не хочет выслушивать насмешки, то ей придется носить шейный платок по этой жаре. Как назло! Она, видимо, долго терлась головой о матрас, волосы спутались и свалялись так, что даже пятерню в них просунуть невозможно, а уж расческу и подавно.

Стоя перед зеркалом, Бени замечает синяки и царапины на руках и на спине. Она разбитая, измочаленная, уставшая. Открыв краны до упора, она присела на низкий стульчик и стала смотреть, как струи наполняют ванну. От горячего пара усиливается запах на голой коже, между сведенными руками она снова вдыхает запах безрассудства, спермы, кисловатые остатки запаха удовольствия. Она проводит руками между ног и вдыхает аромат, оставленный на ней Бриеком, затем раздумывает, стоит ли очистить свое тело, погрузив его в мыльную воду, или сохранить эти запахи, чтобы насладиться ароматом любви, который заставляет ее вздрагивать.

Она резко обернулась: на нее давит тяжелый и лукавый взгляд с портрета деда Жан-Луи, он глядит на бесстыдную задницу своей внучки и на полосатый узор, оставленный базальтом варанга. Хохотнув, Бени подмигнула портрету и погрузилась в животворящую влагу, которая укрывает ее до подбородка.

Но почему Бриек так внезапно ушел?

Бриек воспользовался тем, что она заснула, и ушел. Никакого послания, никакой, даже самой маленькой нацарапанной записочки; этот уход похож на бегство, и это отвратительно. Он что, не понял, что ему нечего бояться, что ее гордость слишком велика, чтобы позволить себе предаваться неуместным умилениям и предъявлять требования, что сентиментальные утренние женские попрошайничества не для нее? Как он не понял, что Бени скорее умрет от любопытства, чем будет приставать к нему с вопросами — один ли он живет на Маврикии или когда они снова увидятся?

Не может быть, чтобы Бриек боялся этого. Бриек ничего не боится, даже женщин по утрам. Она помнит, как он смеялся, когда после того, как он рассказал ей о своих налетах и о прибытии на Маврикий, Бени удивилась, что он доверяет ей такое, и спросила его:

— А ты не боишься говорить мне об этом? Тебе не кажется, что это неосторожно? Ведь ты не знаешь меня. А вдруг я выдам тебя властям, с чего ты решил, что я не сделаю этого?

При этих словах Бриек просто пополам согнулся. Всхлипывая, он безумно хохотал.

— Ха! Ха! Выдать меня! Это было бы очень забавно… Ну нет, моя дорогая малышка, выдать меня ты НЕ МОЖЕШЬ! Ха! Ха! Выдать меня!.. Я полностью доверяю тебе, слышишь? Пол-но-стью! В доказательство я кое-что открою тебе, чтобы ты в этом убедилась. Это в подарок. Я укажу тебе место, где находится сокровище, гораздо большее, чем то, до которого тетя Шарлотта упрямо докапывается в Суйаке. Но при этом настоятельно рекомендую тебе не дотрагиваться до него по меньшей мере лет десять, чтобы все истории, связанные с ним, позабылись. Итак, по дороге, ведущей в Керпип, на перекрестке с улицей Бо-Сонж, приблизительно в двухстах метрах от него, посреди тростникового поля на правой стороне дороги растет единственное дерево. Метрах в двух от дерева есть вход в естественную подземную пещеру, в ней от непогоды иногда укрываются рубщики тростника. Когда ты проникнешь в эту яму, то сделаешь десять шагов от входа и слева на земле увидишь плоский камень. Чтобы сдвинуть его с места, тебе понадобится лом, руками ты не сможешь это сделать. Под ним есть яма, я зацементировал ее. В ней лежит сумка, я дарю тебе ее. Если цунами не поглотит Маврикий или землетрясение не провалит дно пещеры, то все, что лежит под этим камнем, пусть принадлежит тебе. Но не раньше, чем через десять лет, Бени, не раньше.

Эта история про сокровище сейчас кажется ей такой неправдоподобной, что она сомневается, слышала ли она ее вообще, и это сомнение рождает и другое: а происходило ли что-либо под варангом? Может, она покурила в одиночестве, как с ней изредка случается, хотя Вивьян всегда твердит, что конопля безобидна, только когда ее курят в компании. А она имела неосторожность и покурила одна, вот от ганжи и родился мираж, который принял форму Бриека Керруэ, встреченного в «Присунике», должно быть, он вертелся в ее подсознании, как желанный персонаж. Но даже у девушек с пылким воображением миражи обычно не оставляют засосов. И это бессилие, которое не объясняется одним только тонким матрасом, положенным на каменный пол. И она вовсе не придумала это малиновое желе, пустую баночку из-под которого она обнаружила. Она прекрасно помнит, как они с Бриеком ели его ложкой, наслаждаясь его исключительным запахом, рубиновым цветом и совершенным сочетанием сахара с кисловатой ягодой. И не ей, а ему, Бриеку, это варенье напомнило «золотую соломку» — лакомство его детства. Она никогда не пробовала «золотую соломку», а Бриек рассказал ей, что это такие нежные вафельки, с прослойкой из красного варенья. Он даже дал определение счастья: погрузиться в это варенье и есть его без всяких вафель.