Книга Бюро волшебных случайностей - Татьяна Рябинина

- Стойте, - повторила я. – Это… Это правда.

- Лиза! – застонал Антон.

- Что правда? – вздохнул Стоцкий.

- Я действительно его убила. Брянцева.

- Ага! – торжествующе выкрикнул Витя. – Я же говорил!

- Заткнись! – коротко приказал ему Стоцкий. – Вы понимаете, что сейчас сделали?

- Вполне. Я, между прочим, в прокуратуру сегодня приходила. Именно для этого. Чтобы все рассказать.

Антон обхватил голову руками и раскачивался в кресле, как ванька-встанька. Левка шептал что-то себе под нос. Милиционеры, держа Витю под руки, застыли в дверях. Стоцкий лихорадочно соображал, грызя колпачок авторучки.

- Уводите, - коротко кивнул он ментам.

- А… эта? – осторожно спросил старший из них.

- Разберусь.

Когда Витю увели, Стоцкий яростно развернулся в мою сторону.

- Что ж ты наделала, девка?

Я молчала, как нашкодивший ученик.

- И что мне теперь с вами делать?

Я продолжала молчать.

- Теперь уже ничего не сделаешь, - мрачно бросил Антон. – Менты-то слышали. Да и сволочь эта… Он действительно все доказательства собрал, не подкопаешься.

- Сволочь я закрою, - пообещал Стоцкий. – Вы ведь подтвердите шантаж и прочее?

Левка нехотя кивнул.

- Ну вот. А с тобой… с вами…

- Вы что, думаете, я на голову упала? Или у меня случайно вырвалось? – возмутилась я.

- Я уже ничего не думаю, - обреченно вздохнул Антон. – И ты не думаешь. Ладно обо мне, дождешься от тебя, как же. Так хоть о ребенке бы подумала, дура!

- Даже так? – вежливо удивился Стоцкий. – Ладно, утро вечера мудренее. С утреца попрошу ко мне. Думать будем. Антон, отвечаешь головой. Спасибо за ужин, - съязвил он на дорожку и ушел.

Повисло тяжелое ледяное молчание. Даже стрелка часов наконец выдохлась и замерла. Только Антон барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Я не знала, что сказать. Рассказать все, как было? Но Левка знает, а Антон… он, хоть и без подробностей, но тоже знал и, похоже, готов был сделать вид, что ничего не знает.

А вот я не могла уже больше делать вид, что ничего не было. Не могла – и все. Даже ради ребенка. А может, именно из-за него? Ведь мы с ним – одно целое, и с чего он начинает свою жизнь? Конечно, многие, очень многие, сказали бы, что я непроходимая идиотка. Я сама всего несколько дней назад сказала бы то же самое. Но сегодня… Может быть, в тот самый момент, когда луч света с танцующими в нем искрами пылинок упал на икону Спасителя, и его глаза взглянули на меня – скорбно, но с любовью и прощением. Что-то изменилось во мне – раз и навсегда.

- Я пойду, - Левка встал и подошел ко мне. Антон уставился на него с подозрением. – Храни тебя Господь.

Он пошел было к двери, но на полпути вернулся, снял с шеи маленький серебряный крестик на тонкой цепочке и протянул мне. Я зажала крестик в кулаке и неожиданно для себя сказала:

- Благослови…те, батюшка.

Третью неделю я нахожусь в тюремной больнице. Здесь вполне сносно. В палате кроме меня еще четыре женщины, тоже беременные. У всех у нас тяжелый токсикоз, хотя мой – только на бумаге (Ракитский использовал свои обширные связи). Заяц Федя ведет себя прекрасно, похоже, ему наплевать, что я не провожу много времени на свежем воздухе, зато не висит тяжелый камень стыда и страха. Антон нашел мне хорошего адвоката, а сам приходит почти каждый день. Ведь мы пока не женаты, а кто запретит мне иметь двух адвокатов? Пару раз пустили и Левку – он выдал себя за моего духовника. Впрочем, это даже где-то похоже на правду.

Витино дело передали в суд в рекордно короткие сроки, об этом позаботился Стоцкий. Много ему, конечно, не дадут, ну и пусть. Мне как-то уже все равно. Иногда я чувствую к нему даже жалость и нечто вроде благодарности.

Что касается меня… Стоцкий категорически приказал даже не заикаться о моем желании пустить следствие по ложному пути, бросив тень на одну из знакомых Брянцева. Теперь, по версии этого самого следствия, все мои пересечения с Чинаревой – не более чем совпадение. Хоть и не волшебная, но все же случайность. И хотя мои утверждения о самообороне и несчастном случае практически бездоказательны, адвокат намерен придать им на суде железную убедительность. Он уверяет меня, что все обойдется условным сроком. На самый худой случай мне грозит год или два, но все равно мое положение должно сыграть за меня.

Это может показаться странным, но, несмотря ни на что, на душе у меня как-то мирно и почти спокойно. Так, как никогда раньше. Всю жизнь я чего-то ждала, чего-то нервно и суетливо хотела, чем-то была недовольна. Жила словно начерно, будто уверенная, что в любой момент могу начать с чистого листа. Кто бы знал, каким он будет – этот чистый лист.

А еще я часто думаю о том, как легко, до страшного просто отнять у человека жизнь. И как трудно подарить ее.

Впрочем, это мне только еще предстоит.