Книга Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза - Елена Арсеньева

И она, в изумлении слушавшая пространные речи спутника, тупо кивнула. Ей вдруг почудилось, что отличное шелковое трикотажное белье фирмы «Le Flamant» обливает ее тело, словно раскаленный металл. Да, наверное, девушка была счастлива… Знал Алекс Вернер подругу Эриха Краузе в лицо? Видел ее когда-нибудь? Не потому ли он обратил внимание на платье Лизы, что уже видел другую девушку, другую Лизу, одетую в то же самое платье? Тогда получается, что он играет с ней, как кошка с мышкой. И еще разговоры о фальшивых документах… Не намекал ли Вернер на то, что отлично знает: аусвайс и эта, как ее, мельдкарта в саквояже принадлежат не Лизе? То есть Лизе, конечно, но другой! А что значат его кошмарные намеки на ее купальник? О господи… Вот ситуация, ужас! Хоть топись!

Никогда и ничего в жизни не хотела Лиза так, как сейчас хотела элементарно утопиться. Как ей себя вести? Изображать неведение, непонимание, наивность? Или попытаться что-то объяснить? Да черта с два объяснишь! Что за игру ведет фашист? Совершенно непонятно!

— Вы, наверное, не можете понять, о чем я? — донесся до нее голос того самого фашиста. — Вероятно, мой интерес к тряпкам кажется вам диким? Объяснение ему, естественно, имеется, но это долгий разговор, сейчас заводить его не время — мы в городе, меня ждут дела, да и вы спешите, кажется. Куда вас отвезти? Скажите адрес.

Лиза невидяще посмотрела по сторонам и не сразу осознала, что придорожный ландшафт как-то незаметно сменился на городской, они проезжали по улицам, довольно, впрочем, убогим, с деревенскими какими-то домами, стоявшими или в глубине садов, или за маленькими палисадниками. Проезжая часть заасфальтирована, кое-где замощена, однако вместо тротуаров лежали деревянные мостки или просто была плотно утрамбована земля. Так вот он какой, Мезенск…

Вернер спрашивает, куда ее отвезти. Но Лиза представления не имеет, где живет, то есть жила та девушка, чьи документы лежали в саквояже. В любом случае странному обер-лейтенанту не следует этого знать. Как бы от него отделаться? Ага, вспомнила…

— Мне нужно на Полевую, 42.

— Вы там живете?

— Нет. Там находится ломбард, и я должна…

— Ломбард? — изумленно повторил Вернер. — Неужели ваша жизнь так нелегка, что вы закладываете вещи в ломбарде? Кстати, где вы работаете? Могу я взглянуть на вашу мельдкарту?

Лиза стиснула зубы. Опять началось! Черт его подери!

Она щелкнула замочками саквояжа, сунула руку внутрь и, расстегнув на ощупь суконную сумочку, покопалась в ней. Так… шершавый листок — явно квитанция из ломбарда, затем тетрадка, рядом сложенный вдвое листок из более плотной бумаги и еще что-то вроде тонкой картонки. Делать нечего, придется рискнуть.

Лиза вытащила картонку.

Вернер покосился на нее, не выпуская руля:

— Елизавета Пет-ро-пав-лов-ска-йа… Liber Gott, русские фамилии созданы на погибель цивилизованному миру! Петропав… нет, я не смогу повторить ни за что и никогда! — Он захохотал, а Лиза вздохнула чуточку свободнее. — Кажется, Вернер не знал фамилии той, другой Лизы, приятельницы Эриха Краузе. Иначе немедленно бы прицепился. А он просто хохочет. Слава богу, хоть в чем-то повезло.

Впрочем, Вернер тотчас оборвал смех:

— Где, где вы работаете? В ресторане «Rosige rose»?

Интересно, чему он так удивился? «Rosige rose» в переводе с немецкого — «Розовая роза». Вполне подходящее название для ресторана.

— Неплохое местечко, — задумчиво произнес Алекс Вернер. — Прекрасная кухня, отличное обслуживание. Особенно обслуживание… Я там бывал несколько раз, но ни разу вас не видел среди официанток.

— Я… только недавно туда устроилась, — пробормотала Лиза. — Поэтому вы меня и не видели.

— Понятно, — кивнул Вернер. — Если точнее, вы там будете работать с завтрашнего дня, судя по документам. То есть с завтрашнего вечера, ведь днем ресторан закрыт. Ну что ж, теперь у меня появился повод захаживать туда гораздо чаще, благо в том заведении самая приятная атмосфера. Кстати, говорят, ваша начальница, фрау Эмма, — наполовину русская, из какой-то весьма значительной семьи. То есть семья до революции была значительной, а после подверглась репрессиям. Фрау Эмма невероятно благодарна оккупационным войскам, встречала их хлебом-солью, а теперь вот взялась за такое трудное дело, как устроить приятный досуг господам офицерам. — В голосе молодого немца послышались странные интонации. — Но после того, как вы станете работать у фрау Эммы, вам вряд ли придется прибегать к услугам ломбарда. Я слышал, что любая девушка из «Rosige rose» может очень недурно заработать, если, конечно, умно себя ведет. Вы как относитесь… к умному поведению?

Вернер покосился на Лизу с прежним насмешливым выражением.

— А что по-вашему — вести себя умно? — спросила она настороженно.

— А вы не знаете? Ну, значит, девушка заводит себе покровителя, который заботится о ней. Женщины вообще нуждаются в защите, а во время войны — гораздо больше, чем в мирное время.

Лиза вспомнила свою былую жизнь. Ее никто не защищал, кроме мамы, а после ее смерти количество защитников свелось до нуля. А когда началась война… защитницей хотели сделать ее! Защитницей Родины. Слабую женщину — защитницей огромной страны! Как будто мужчин мало…

Разумеется, ничего этого Алексу Вернеру говорить не стоило. Впрочем, Вернер и не ожидал услышать мнение Лизы, а продолжал говорить:

— А у вас уже есть постоянный друг или вы надеетесь найти его в «Rosige rose»? Я слышал, там порядки хоть и строгие, но не драконовские, даже человечные. Фрау Эмма поощряет прочные связи своих… кхм… с позволения сказать, официанток с германскими офицерами, и если в зале появляется постоянный друг девушки, она может провести с ним весь вечер, даже если уже приняла заказ от другого посетителя. А тому будет предложено сделать другой выбор или прийти в иное время, когда девушка освободится.

Лиза сидела окаменев, неподвижно глядя перед собой. Под ветровым стеклом лежали тонкие кожаные мужские перчатки. Наверное, они принадлежали Вернеру. Ничего себе! Боже ты мой, чем дальше в лес, тем больше дров…

— Вы молчите? — послышался надоевший голос Вернера. — Молчание у русских — знак согласия. У вас нет приятеля?

Лиза с мученическим выражением посмотрела в окно — и вдруг увидела, что они спокойненько проезжают мимо дома, на котором висит табличка: «Полевая ул., 42», а рядом вывеска на двух языках: «Pfandleihhaus. Ломбардъ».

Именно так: первым шло слово по-немецки, а надпись по-русски была с ером, с твердым знаком на конце, при виде которого Лизе почему-то стало тошно. А ведь раньше, когда ей приходилось читать книги в старой орфографии, всякие там яти, еры, ижицы и фиты ее скорее умиляли, чем раздражали. Но это в книгах. А на самом деле… Твердый знак на вывеске значил неизмеримо больше — хозяин ломбарда явно был из тех, кто старой орфографией приветствовал пресловутый новый порядок, neue ordnung!

Ладно, черт с ним, с хозяином, Лизе нет до него никакого дела, главное, что они наконец-то добрались до ломбарда и можно избавиться от Вернера. Надо надеяться, он не потащится за ней в унылое заведение.