Книга Рад, почти счастлив... - Ольга Покровская

Он осматривал поредевшие книжные полки, вытащил одинокий том Стругацких – другие давно уже унёс Костя, и ещё зачем-то детскую «Одиссею капитана Блада».

– Я возьму, ладно? – спросил Андрей. – У отца, может, буду сидеть, почитаю… – и протянул Ивану свободную от книг ладонь – проститься. Это было самое полезное рукопожатие в их жизни – жест скорее лечебный, чем дружеский. Словно бы из руки в руку перетекала общая, им обоим родная сила. Как бывает, на даче обхватишь дерево, и ветер начинает гудеть в тебе, и гибкая мощь ствола сообщается тебе вместе с гулом.

Наконец, они разжали ладони, и Андрей уехал к своим, раскочегаривать новую праведную жизнь.

В том, что Андрей рождён быть праведником, Иван не сомневался. Конечно, было бы лучше, если б его друг смог полюбить обычные дни и блёклую природу. Но на «нет» и суда нет. Пусть он будет праведником на море! Пусть он будет праведником с виноградником, возлюбленной и детьми!

Ещё пару минут Иван пробыл в мечте о том, как славно быть ближайшим другом капитана и виноградаря. А затем вдруг нахмурился, встал к окну и всерьёз попросил жизнь и Бога, чтобы Андрюхин отец выздоровел.

* * *

На следующий день, ровно в девять утра на мобильный Ивану позвонил отец. «Я месяц жду, – сказал он спокойно. – Больше ждать не имею возможности. Сегодня в четыре я подъеду в офис. Буду признателен, если ты введёшь меня в курс дел».

С половины четвёртого Иван дожидался отца на улице, у дверей в офис. Наверное, лучше было бы, если б отец застал его за рабочим столом, но какое-то притворство виделось в этом Ивану. И он остался гулять.

– Ты почему небритый? – спросил отец, выйдя из машины и оглядев сына. – Расхолаживаешь сотрудников и позоришь фирму, – сделал он вывод.

Иван начал с того, что похвалил отцу менеджеров, секретаря, бухгалтера и монтажников, и радостно объяснил, как легко ему было бездельничать, прикрываясь их честным трудом. В особенности – честным трудом коммерческого директора. Без него бы тут всё прахом пошло.

– Да ты, я гляжу, у нас барин! – заметил отец. – Прохлаждаешься себе, а честный управляющий тебе из деревни тыщи шлёт?

Они пробыли в офисе часа два и вышли «подышать» во дворик. Отец, закурив, поглядел на дерево, шатром укрывшее двор, потом на сына.

– Я тебя увольняю, – спокойно произнёс он. – За лень и безынициативность.

После некоторого молчания он добавил:

– Ты человек не умный, но догадливый. Надеюсь, я могу тебе не объяснять причину.

– Хочешь, чтобы я стал человеком? – благодарно предположил Иван.

– Можешь забрать из офиса свои вещи и получить расчёт, – сказал отец.

Произошла хорошая перемена – так воспринял Иван отцовский педагогический жест. Область, в которую долгое время не вкладывалось ни души, ни труда, наконец, отмерла. Больше не было желающих спонсировать его разгильдяйство.

Ивану ещё предстояло пережить удивление – как же так, неужели денег действительно может не быть? Но пока перспектива бедности его не тревожила. «Как хорошо и справедливо! – думал он. – Наконец-то!»

Он и в самом деле был рад. Вознаграждение, которого не заслужил, только зря тяготило душу. Без него сразу задышалось свободнее.

Идя по двору, Иван смотрел неотрывно на небо меж приглушённо-зелёных крон и угодил в лужу. Нога промокла. Видно, за лето он так избегал кроссовки, что кое-где расклеились швы. Иван остановился и поглядел под ноги на своё отражение. Весь он был какой-то потрёпанный. И почему-то в старых дачных джинсах с пятном от машинного масла. На миг ему сделалось стыдно. Но он тут же подумал: «И Бог с ним!» – чувствуя, как ещё одна бессмысленная забота свалилась с плеч.

Ему хотелось поделиться новостью с кем-нибудь близким, но не по телефону, а с глазу на глаз.

– О-ля! – заорал он под окнами. Через раскрытые створки она должна была услышать его. Так и вышло. Оля была дома и сразу высунулась в окно. Иван махнул рукой, приглашая её во двор.

Через минуту Оля сбежала вниз.

– Ну, чего хотел? – спросила она, оглядев его нежно и пристально, и заметила. – Дичаешь понемногу?

– Отец будет переструктурировать фирму. Он меня уволил за лень и безынициативность, – сообщил Иван с улыбкой, как вполне себе хорошую новость.

– Что, правда? – ахнула Оля. – Что же ты будешь делать?

Иван пожал плечами.

– А Бог знает! Наберу переводов, куплю чая и сухарей, сяду к окошку… Буду переводить. Думаю, что буду доволен, – он помолчал, размышляя сам с собой.

И Оля молчала, вцепившись в него взглядом.

– В сущности, всё, на что эти деньги шли – полная глупость, – продолжал Иван. – Конечно, надо бабушке с дедушкой на врачей, и вообще, чтоб они не чувствовали… Ну, уж на них-то я заработаю.

– Вижу, ты рад! – усмехнулась Оля.

– Наверно, да, – кивнул он. – Рад. Почти счастлив… – И взглянул на Олю с вопросом, как будто и сам был озадачен таким положением вещей.

Оля стояла с полуусмешкой, чуть покачиваясь, поглядывая на облака. Тонны слёз подступали, надо было сдерживать их напор, что есть сил.

– Как всё-таки тебя недооценил твой папа! – вдруг со злостью заключила она. – Он-то, небось, думал, начнёшь стараться, назад запросишься. Вот наивный! Так не знать своего сына! Умотаешь теперь на дачу, будешь грибы-ягоды собирать, картошку сажать. И чао-какао!

Иван хотел возразить ей, что он никогда не выбирал крайностей, и теперь не выберет их. Вовсе он не собирается жить одной картошкой. Но не нашёл духу спорить и промолчал.

Как-то так сложились обстоятельства осени – начиная с бабушкиного ожога и заканчивая драматическим возвращением Андрея, – что всё избыточное, в том числе способность к спору, отшелушилось в нём. И остался человек, растекающийся в нежности к жизни, не усвоивший правил игры, но вполне гармоничный в своей неуместности. Как гармонична бывает собака в мире людей, или человек – в мире берёз. Вот такой был Иван, и сам это знал, и другими был за это любим и признан.

Следующим утром, ни о чём не думая, не окидывая мыслью возможных поприщ, он поехал на дачу. У него было дело – бабушка забыла очки. Неделю они искали их дома, заказали новые, но без толку – только те, старые, понимали бабушкины глаза и умели проявить к ним сочувствие. Наконец, Иван вспомнил, что, запирая дом, видел их на крышке дачного телевизора, поверх программы.

Машину бросив за забором, он пошёл по дорожке, мимо кустов и деревьев к крыльцу. По верхам, до треска сгибая ветви, свистал западный ветер, а внизу сохранялась уютная тишь. В этом шуме и тишине Ивану сделалось хорошо, весело на сердце.

Из прощальной осенней воды он вскипятил себе чаю и устроился за садовым столом. В чашку ветром насыпало берёзовых крестиков, он взбалтывал их и думал о заснеженном саде, какой их встретит зимой, о слегка утеплённом приюте, где всем хватит места. Камин пусть будет на половине у бабушки с дедушкой… Утром расчистить снег…