Книга Информация - Роман Сенчин

Мы ели очень вкусный и сытный шашлык из почек, печени, еще чего-то, иногда глотали водку, запивали теплым морсом, и фоном звучал голос Виктора Федоровича. Зная, что запомню из этих тысяч слов и десятков фактов ничтожно мало, но все же стараясь вбить в память хоть что-то, портя этим себе ужин, я ругался в душе, что не захватил из сумки диктофон… Включил бы и не парился…

Впрочем, в последующие дни мне повторили почти то же самое раз двадцать разные люди. И когда я делал материал в Москве, то к помощи диктофонных записей почти не прибегал.

А в тот первый вечер я как-то легко и незаметно запустил в себя граммов семьсот водки (Виктор Федорович подливал, а я не отказывался), объелся и стал подремывать.

– Вижу, вы устали с дороги, – скорее раздосадованно, чем сочувствующе произнес принимающий. – Что ж, отдыхайте. Завтра к половине десятого подъеду. Встретитесь с главой района, с другими еще…

– Н-да, извините, – я тяжело поднялся. – Нужно рассчитаться. – Сделал движение достать деньги.

– Нет-нет, я заплачу! Вы же гость!

– Спасибо…

Зевая, порыгивая жиром, будто мультяшный Обеликс после пиршества, я побрел к себе в номер.

Улегся, но сонливость, как назло, прошла, и я долго бессмысленно смотрел документальный фильм про изобретателя радио Попова. Развлекательные каналы вроде «СТС» и «ТНТ» здесь не ловились…

Три дня мне пришлось работать одновременно и журналистом, и правозащитником, и человеком из Москвы.

Утром Виктор Федорович привез меня в редакцию районной газеты. Она размещалась в большой длинной избе, стоящей посреди некоего пространства, которое при тщательном изучении местности оказалось бульваром. То есть справа и слева находились проезжие части, разделенные полосой метров двадцати шириной, на которой росли деревья, трава, была дорожка и стояло вот это здание…

Около часа я сидел над чашкой кофе и слушал жалобы главной редакторши, крупной женщины, уже пожилой, видимо, давным-давно пребывающей в тягостном состоянии.

И вот она подробно объясняла такое свое состояние:

– Тяжело, очень тяжело, честно вам скажу, нам здесь живется. Выживают нас, выдавливают всяко. Боремся, как можем, но что толку… Все к одному идет… Нет, толк есть, конечно, но все равно… Не жизнь это… Я сама из села Раздолье. Тут недалеко… Там родилась, выросла, всю жизнь отработала… Работала в совхозе «Первая пятилетка». Больше тысячи коров и бычков было, овец семь тысяч. В советское время еще огромную свиноферму построили, но ее лет двадцать уж нет – до кирпичика уничтожили, с лица земли стерли прямо. Понятно, они свинину-то не едят, только они ведь не одни здесь. А нам каково… Ну, это ладно. Главное, весь совхоз развалили, разграбили, а остатки без комиссионной оценки, без всего приватизировал последний директор – Магомедов. И совсем все в упадок пришло. Теперь у него там две сотни коров, не знаю, наберется или нет, овец гурта три от силы. Зато все его личное… А такой совхоз был – и виноградники, и зерно сеяли… Я боролась, так моего мужа так подставили, чуть не посадили. Подбросили две гранаты в багажник и тут же нашли. Дали четыре года условно, да и то потому, что гранаты были без запалов этих. «В следующий раз, – сказали, – с запалом найдем». Пришлось нам сюда переехать. Вот повезло, место редактора как раз освободилось. У меня филологическое образование, стихи сочиняю, и работаю, кое-что полезное делаю. А муж совсем скис… В пятьдесят три как старичок совсем…

Кроме редакторши и меня, в избе были еще две девушки – сотрудницы газеты. Молодые и фигуристые. Русские, судя по виду. Время от времени заходили в кабинет, где мы сидели, спрашивали редакторшу что-то по поводу номера, та отвечала, объясняла, а я отдыхал взглядом, рассматривая их… Симпатичные.

Около двенадцати собрались, как я их назвал про себя, активисты движения за освобождение церковной территории от посторонней застройки. Пришел глава района Алексей Сергеевич Чепелов, мужчина за пятьдесят, крупный, крепкий, но с таким же скорбновато-решительным, как у Виктора Федоровича и редакторши, выражением на лице. (Впрочем, оно такое было почти у всех, с кем я общался в те дни.) Следом за главой (а может, чуть раньше, но какая, в сущности, разница) появились Надежда Николаевна, заведующая управлением культуры района, миловидная, но далеко не молодая женщина, Ольга Петровна, депутат Народного собрания Дагестана (как я понял, статус мощный), председатель Совета ветеранов, еще несколько человек, которые не особо внятно представлялись.

Расселись, девушки налили чай, и снова заговорили о том, как сложно и неуютно здесь теперь стало жить русскому населению, как выдавливают его с этой земли, на руководящие посты сажают людей из других районов.

– Вот, например, – горячась, приводила факты депутат Народного собрания, – взяли и вывели из Тарумовки межрайонный комитет по экологии и природопользованию. Комитет обслуживал наш район, Ногайский район и Южно-Сухокумск. Комитет возглавлял Михаил Никитович Мищенко, коренной житель района, казак. У него не было ни одного взыскания, и вдруг появляется постановление правительства, что офис переносят в Ногайский район. Руководителем назначен ногаец. Почему? Какие причины? Ничего этого не объяснили…

– А с этими мечетями беда какая, – принял эстафету от депутатши председатель Совета ветеранов. – Понастроили чуть не в каждом дворе, и на всех громкоговорители. И в половине пятого начинается: «Алла€-а! Алла€-а!»

– Про это не надо писать, – кивнул на мой лежащий по центру стола диктофон глава района Алексей Сергеевич, – а то и в религиозной розни обвинят.

– Да тут не рознь! – Голос ветерана задрожал. – Тут право человека на покой нарушается. Сколько пожилых людей, больных… Уснут под утро только, а им по мозгам: «Алла€-а!»

– М-да, – осторожно поддержал я, – это тоже проблема. Но давайте подробнее поговорим о том строительстве на церковной земле.

Ветеран по инерции, видимо, отозвался недоуменно:

– А что тут говорить? Все ясно – бандитизм самый настоящий!..

– Погодите, – перебил Алексей Сергеевич. – Это нам кажется, что все ясно. А судам, как мы видим, нет. – Он был очевидно утомлен, волновался и нервничал, но изо всех сил старался сдерживать эмоции. – Итак, постараюсь обрисовать ситуацию…

Он поведал практически то же самое, что я услышал накануне от Виктора Федоровича. Но сейчас сведения записывались на диктофон, я был трезв и внимателен.

На первый взгляд все казалось абсолютно очевидным – лет сто пятьдесят назад построили церковь. Вокруг церкви, естественно, находилась ее земля (мне даже план показали: почти правильный прямоугольник). На земле этой были церковные постройки, кладбище, где хоронили священников… В советское время, естественно, все перепуталось – церковь приспособили под склад, вокруг образовался рынок, а потом появились магазинчики. Потом советское время кончилось, церковь постепенно отреставрировали, церковную территорию вернули приходу, в том числе и те метры, на которых до сих пор стояло недостроенное здание.