Книга Последний английский король - Джулиан Рэтбоун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уолт, по дороге в Уэймут мы остановимся в Керне. Я хочу повидаться с матерью, пока есть время. Она может кое в чем мне помочь.
– Еще десять миль – и мы бы проехали через Иверн.
– Посмотрим. Во всяком случае, я отпущу тебя на денек домой.
Король снова обратил лицо к югу, прикрыл глаза от сверкавшего серебром Солента. Там, вдали, простирались зеленые холмы острова[79]. Сомнения вновь нахлынули на Гарольда. В любое место от Эксетера до устья Темзы может ударить копье норманнов. Или нет? Они теперь нормандцы, не норманны, миновало сто лет с тех пор, как изогнутые черные суда с драконьими головами на носах являлись в Англию через Пролив[80]. Как многие завоеватели до них и после них, северяне не брали с собой женщин. Их внуки и правнуки, рожденные от дочерей земледельцев, утратили навыки мореходов. Вильгельм выберет самый короткий путь, в этом Гарольд был уверен. Чтобы высадиться к западу от Острова, ему понадобится восточный ветер, а при восточном ветре он не рискнет выйти в море, побоится, как бы не унесло мимо Фастнет-Рок через океан прямиком в Винланд[81]. Нет, гости явятся с южным или юго-западным ветром, самым коротким путем, и как только они отчалят от берега, флот, который строит Гарольд, погонится за ними по пятам, тот же самый ветер окажется и для него попутным, а на берегу нормандцев будут ждать дружинники и ополченцы. Мы сразимся на берегу, думал Гарольд, а если им удастся проникнуть в глубь суши, будем бить их на лугах и на холмах.
Успокоившись, он притронулся шпорами к бокам гнедого жеребца и поскакал вниз по холму к своей любимой – пусть не единственной любви его жизни, но единственной женщине, которую он любил.
– Обосрались! – заорал Вильгельм, и Ланфранк с неудовольствием приподнял брови. Его ломбардской утонченности претила грубость, даже из государевых уст.
Кроме Ланфранка рядом с Вильгельмом стояли его сводные братья – Одо, епископ Байё, и Робер Бомон, а также старый Эсташ, граф Булони, зять Эдуарда Исповедника. Только что им сообщили, что за последние дни пять нормандских баронов решили отказаться от похода, а неделей раньше от предприятия откололись еще двое. Нет, конечно, они готовы помочь сюзерену деньгами и даже кое-какими припасами, как требует вассальная присяга, преданность господину и все прочее, однако теперь, когда пронесся слух о близящемся союзе между Бургундией и Францией, они считают за лучшее оставаться дома по крайней мере до конца года, ибо сейчас не время для экспедиции в чужие края. На самом-то деле рассуждали они примерно так: с какой стати рисковать жизнью в сражениях против превосходящих сил противника, когда у нас и так есть надежные замки и обширные земли, а наш герцог страдает манией величия и заносится так, словно на вершок до неба не достает?
В то утро Вильгельм побывал в Гавре и имел удовольствие лицезреть, как два его новехоньких корабля перевернулись кверху дном под напором внезапно налетевшего, но не слишком сильного ветра.
Теперь он носился вокруг дубового стола, пинками разбрасывая во все стороны табуреты (только Вильгельму поставили кресло, всем остальным – трехногие табуреты), размахивал кулаками.
– В дерьме! – твердил он. – Все эти паршивые короли и герцоги от Сицилии до Польши только и ждут, чтобы я плюхнулся на задницу, а именно это и должно произойти. Армии нет, корабли, стоит на них дохнуть, валятся кверху брюхом, точно блохастый щенок. Глупо было полагаться на этот сброд. Кто из вас присоветовал мне это?
Он яростно озирался, собравшиеся отводили взгляд, никто не смел ответить.
Робер откашлялся и робко высказал предложение:
– Поищем союзников? Уэльс? Шотландия? Харальд?
Одо, загибая пальцы, отверг эти предложения одно за другим:
– Уэльсцев Гарольд уже бил, он взял у них заложников, и они боятся его. Что касается шотландцев, Моркар и Эдвин могут еще колебаться, чью сторону им принять, покуда Гарольд не обрюхатит их сестру, но если ты явишься к ним с шотландцами, это привяжет их к Гарольду прочнее, чем любой родственный союз. Харальд? Харальд стар, но все еще первый полководец в мире – прошу прощения, второй! – если он высадится на севере и победит, что весьма вероятно, поскольку норвежцы Нортумбрии, а может быть, и даны встанут за него, он не остановится на достигнутом. Тебе придется воевать не только с Англией, но и с Норвегией.
– И еще одно, – вставил Эсташ, отличавшийся лучшей памятью, чем все присутствовавшие. – Харальд тоже может предъявить претензии на английский престол. Его права не столь очевидны, как твои, – торопливо добавил он, – но все же...
Повисло мрачное, зловещее молчание. Ланфранк, едва скрывавший нетерпение и с презрением слушавший досужую болтовню, откашлялся в свой черед.
– Не пойму, чего вы все так переполошились.
– Не поймешь?! – Оба кулака Вильгельма грохнули по столу перед носом у аббата. – Может, ваша святость соизволит поделиться с нами своими радужными планами? Только прежде, чем раскроешь рот, учти: тебе же будет лучше, если скажешь что-нибудь путное. Я тут кое-что слышал насчет твоего заведения в Ле-Беке, насчет разврата и мужеложества – не прикрыть твою школу, а?
Глаза Ланфранка потемнели, но он подавил невольную судорогу гнева. Он был мастером компромиссов, умел уступать и поддаваться, проявлять, где понадобится, гибкость, зато никогда не упускал своего шанса.
– Сир, – заговорил священник, – господа! Мне кажется, все складывается не так уж плохо. – Он подвигался на трехногом табурете, устраиваясь поудобнее. – Во-первых, бароны. Если они отправятся с нами через Пролив, поведут своих людей, тогда после победы тебе придется наделить их землями. Они станут еще могущественнее, чем прежде, и досаждать тебе будут хуже прежнего. Пусть вместо ополчения дадут тебе денег. Собери с них все до гроша и на их золото найми других, бери всякого человека, который явится к тебе на коне и во всеоружии. К чему ограничиваться одной Нормандией? Все младшие сыновья от Литвы до Пиренеев с радостью последуют за тобой, многие и платы не спросят, если ты посулишь им землю.
Вильгельм опустился в свое тронное кресло, наклонился вперед, сцепив огромные ручищи.
– На то, чтобы набрать войско за границей, уйдет несколько месяцев.
– Очень хорошо, – улыбнулся Ланфранк и, нагнувшись, вытащил из плоской кожаной сумки свиток прекрасно выделанного пергамента. Он развязал ленточку, которой был перетянут свиток, развернул перед собой тонкую ягнячью кожу, покрытую паутиной черных строк, написанных впопыхах, с кляксами, без каких-либо завитушек. Проведя пальцем вниз по листу, ломбардец нашел то, что требовалось: – Во-первых. Незачем так спешить. После того, как мы разобьем Гарольда и разберемся с остальными Годвинсонами, нам придется еще подавлять сопротивление на местах, а для этого нужно обеспечить достаточный запас продовольствия себе и войску, не полагаясь на подвоз провианта через Пролив. Уже поэтому нам следует отложить вторжение, пока не будет собран урожай. Если мы явимся в Англию до конца июля, все житницы будут пусты, а если мы уничтожим в бою ополчение, некому будет жать хлеб...