Книга Мы еще вернемся в Крым - Георгий Свиридов

– А-а-а!

– Мародеры! Дезертиры! – выкрикнул Сагитт, стаскивая из-за спины свой автомат.

Из темной пещеры, встревоженные пальбой и воплями, выскочили еще четверо вооруженных мужчин. Но их встретили пули, метко выпущенные Сагиттом. К голосу его автомата присоединились автоматы Чернышова и Громова.

Бой был коротким и беспощадным.

Перепрыгивая через тела убитых, Алексей метнулся к пещере и, не входя, крикнул в проем:

– Кто есть, выходи! Считаю до трех! А не то бросаю гранату!

Из пещеры никто не вышел. Там просто больше никого не было. Сагитт, с автоматом наизготовке, соблюдая предосторожность, мягкими кошачьими шагами, вошел в пещеру первым, обследовал все закоулки и радостно крикнул:

– Пусто!

Сталина, Алексей и Костя опустили автоматы, облегченно вздохнули и, улыбаясь, переглянулись.

– Сволочуги! – выругался Костя. – Я слышал, что на берегу в пещерах орудуют дезертиры и мародеры, но никак не хотелось в такое верить.

– Нарвались! – сказал Алексей и добавил: – Если б не Сталина, нам бы всем хана!

– Верно! – подтвердил Костя. – Мародеры никого б не пожалели.

Сталине было приятно услышать похвалу, особенно из уст Алексея Громова.

– Да я что? Сердце ушло в пятки, а в руках автомат… Себя спасала, ну и вас тоже!

– Летят! – выдохнул Алексей. – Ложись!

Послышался гул моторов, который быстро нарастал. Из-за мыса вылетели два немецких самолета на бреющем полете. Обстреляв бухту длинными пулеметными очередями, они так же быстро скрылись за другим высоким мысом, полетели в сторону Херсонеса.

В бухте стало тихо; успокаивающе монотонно шуршали мягкие волны, перебирая прибрежные мелкие гладкие камешки. Огненно-пунцовый шар солнца опускался к горизонту, и морская гладь казалась розовой, словно была подкрашена кровью погибших воинов. От скалистой стены, разогретой за день, шло тепло.

Алексей поднялся, по привычке отряхнулся, хотя никакой пыли на галечнике не было.

– Пока светло, надо осмотреться, – сказал он, – обследовать бухту.

– И завалы машин, – добавил Костя.

2

На следующее утро, едва забрезжил рассвет, закипела работа. Трудились под палящими лучами солнца весь день, с перерывами, когда налетали самолеты или обстреливали бухту торпедные катера. В огромной свалке автомашин, а многие из них в спешке сбрасывались вместе с грузом, нашли ящики с инструментом, буксирные канаты, лопаты, пилы, топоры…

Распоряжался Костя, который знал, как вяжут плоты на Волге. Основой плота, по его выбору, послужил уцелевший деревянный кузов армейского грузовика, который общими усилиями подтащили к берегу. К нему со всех четырех сторон добавили борта наших и немецких автомашин, снятые покрышки с надутыми камерами, и все деревянное, что могло держаться на воде.

Вытащили из воды куски брезента, которые нашел под водой Алексей. Их высушили на солнце и соорудили парус. Но попользоваться им так и не успели. Подняли на мачту раньше времени, захотели полюбоваться. А тут, как на грех, выскочили из-за мыса два торпедных катера. Несколько очередей крупнокалиберных пушек превратили парус, который стал хорошей мишенью, в дырявые лохмотья.

– Конфискуем твое байковое одеяло и простыни, – сказал Костя, обращаясь к Сталине. – Неси сюда!

Из них сделали дырявому парусу второй слой, укрепили его.

– Видишь, пригодились, – сказала она Алексею и, вытерев пот со лба, показала ему кончик языка. – А ты ворчал!

Глубокой ночью, когда над морем взошел тонкий серпик молодого месяца, Алексей Громов подал короткую команду:

– Отчаливаем!

Костя и Сагитт, оттолкнув плот от берега, вскочили на него. Каждый занял свое место, уготовленное заранее, и стали грести лопатами, которые заменили им весла. Мужчины – широкими совковыми лопатами, Сталина – простой, с длинной ручкой. Гребла с радостью, уверенная, что плот увозит ее к счастью. Когда вышли из закрытой бухты на морской простор, теплый ветер наполнил самодельный парус.

– Юго-восточный! – определил Сагитт, подняв наслюнявленный палец.

– То, что нам надо! – сказал весело Костя. – Курс на Кавказ!

Бухта осталась позади, и берег удалялся. Все четверо молча смотрели туда, где за Херсонесом виднелся Севастополь. Он был виден в темноте по редким огонькам и языкам пожаров, по сполохам огня и космам дыма, которые поднимались в разных местах, особенно в центре города, и эти живые огни отражались в темной глади моря, они дрожали, переливаясь и распадаясь золотыми бликами.

Алексей Громов смотрел на город, ставший родным и близким его сердцу. Там, в развалинах кварталов, осталась частица его души, а на дне бухты в матросском кубрике крейсера «Червона Украина» его спортивные призы, завоеванные на рингах Севастополя и Москвы, чемпионские медали, кубки, дипломы, грамоты… А в Феодосии Лара спасла и сохранила! Алексей с теплотой и нежной благодарностью вспомнил о Ларе, о Леонаре Шнайдер, близкой и милой его сердцу подруге детства и юности. Она, Лара, рискуя собой, под обстрелом, в оккупированной Феодосии, вынесла из разрушенного дома Громовых и спасла его, Алексея, первые спортивные дипломы и грамоты… Как она там, в снова оккупированной Феодосии?

В эти минуты сверху, с крутого высокого берега по морю заскользил белый луч прожектора, хищно осматривая пространство, и застрочил немецкий пулемет длинными очередями. Пули быстрыми светлячками зашлепали по воде. Алексей смотрел на Севастополь, на Крым и не чувствовал потери, и страха смерти не ощущал. Он в боях на ринге приучил себя ничего не бояться и всегда идти вперед навстречу опасности. Его сердце было наполнено жизненной силой, потерям и смерти негде было вместиться, все его существо было заполнено своим счастьем. Три раза он был ранен, три раза чужая сталь врывалась в его тело, но так и не смогла натворить смертельной беды, и боксер с морской душой трижды оживал вновь. Алексей Громов был убежден, что он обязательно уцелеет до конца военной битвы и увидит торжество нашей победы.

Алексей Громов стоял на плоту, как на палубе корабля при качке, по-матросски широко расставив ноги. В порванной тельняшке, с марлевой повязкой на голове и автоматом на груди. Рядом, прижимаясь к его плечу, стояла Сталина Каранель, тут же находились Константин Чернышов и Сагитт Курбанов. Все смотрели на крымский берег, который медленно уходил в черноту ночи, и мысленно прощались с ним. Алексей одной рукой обнял Сталину, а другую поднял и сказал то, что у каждого было на уме и в сердце:

– Мы еще вернемся!

– Обязательно вернемся! – громко и убежденно-уверенно произнесла Сталина. – Обязательно!

Алексей Громов поднял руку и погрозил в сторону темного берега, в сторону гитлеровцев своим кулаком, от которого падали на пол противники на ринге, а в рукопашном бою замертво валились враги.