Книга Зов Уршада - Виталий Сертаков

— Я полагаю, это франкийское слово. Либо прованское, как выразились бы у вас, на Зеленой улыбке, — величественно сообщил Кой-Кой. — Я полагаю, это красивый дворец.

— Ты угадал, — засмеялась Юлька. — Там раньше жили цари. Теперь там музей.

— А куда переехала династия? — Как всегда, нюхач спросила не о том.

— А… цари-то? Вроде последнего царя расстреляли. — Рыжая ведьмочка сообщила об этом так, точно речь шла об убийстве базарного вора.

— Рас… стреляли? — Саади замер, пережевывая жесткое, колючее слово. Слово имело вкус ржавых кладбищенских лопат. — Мне кажется, нам стоит поторопиться. Пока корову не прирезал кто-то другой.

— Рахмани, иди с ними, я побуду одна. — Марта погладила Ловца по щеке. — Не бойся за меня, сюда никто не войдет. Ночами они трясутся в своих запертых квартирах…

Вопреки опасениям Аркадия никто не сторожил ночью территорию института. Только в окнах хирургии горел свет, и рычали внизу санитарные машины. Оба телефона — и Толика, и Аркадия — разрывались от звонков. Хирурги договорились никому не отвечать, даже на бравурные послания профессора Жуховицкого. Весь коллектив вчерашних раковых больных, в полном составе, отбыл на обследования в профильный институт…

— Вы тоже отключитесь, — сказал Ромашка девушкам. — Леночка, никому, даже эсэмэс, никому! Они только этого и ждут.

Через ограду зоопарка лезли в три приема. Затем долго вскрывали замок на воротах, чтобы впустить центавра. Затем дружно вязали подоспевших сторожей. Те не особо и сопротивлялись, стоило Поликриту подержать их вверх ногами.

Маргарита Сергеевна уверенно потащила внучку к круглому загону. Внутри сонно дышали крупные темные фигуры.

Рахмани слышал, как у младшей ведьмы стучат зубы. Он слышал, как Толик Ромашка снял куртку, накинул девушке на плечи и как рыжая жрица благодарно прислонилась к нему. Ненадолго, потому что бабушка уже сварливо покрикивала с той стороны решетки:

— Слушай, дуреха, по памяти тебе читаю, не сбиться бы…

«…Надо раздеться нагим, обмазаться желчью и перьями, затем взять в полнолуние черную телку с пятном во лбу, отвести ее на пустошь, меж четырех камней… затем ждать, когда планеты построятся в одну линию, и зарезать телку заговоренным ножом, строго по вене, чтобы кровь стекала полумесяцем… Повернув телку мордой к закату, к черноте, ждать ее последний вздох, поцеловать в губы и запечатать ртом пасть ее, пока сила не войдет… После убийства есть меньше минуты, дабы удержать и направить ауру на нужного смертного…»

— И что… что потом? — Девушка сглотнула. Она не в силах была отвести глаз от черного холмика возле яслей с сеном.

Там мирно жевала сено телочка с высоким горбом на спине. Невинный ребенок, которого ей предстояло зарезать.

Юля представила, что ей придется целовать в губы мертвую корову, и ей стало худо.

Но ненадолго. На самую короткую секунду. Потому что в следующую секунду она поймала на себе цепкий взгляд этого страшного мужчины с платком на лице. Рахмани, или как его там. Кажется, он знал про нее все. Кажется, он знал даже то, что ее напугала будущая смерть незнакомой коровы. У Рахмани были красивые выпуклые глаза, он здорово походил то ли на араба, то ли на кого-то еще с юга.

Да, он определенно был иностранцем. Арабом или евреем. Или даже африканцем, только почему-то не черным.

— Мне что, догола раздеваться?

— Ой, мало тебя, дуру, мужики разглядывали! — язвила Маргарита Сергеевна, стягивая с внучки тряпки.

— Рахмани, это правда? — настала очередь Ромашки стучать зубами.

— Что правда?

— Все это… Ночь, Питер, зоопарк, самка этого бизона, или кто он там… То есть я, конечно же, все понимаю, но…

— Но не веришь? Посмотри туда, на фонарь.

На перекладине фонаря Поликрит по ранжиру развесил троих связанных сторожей. Крайней справа он повесил овчарку, предварительно замотав ей пасть. От шума в округе проснулись даже те обитатели клеток, которые привыкли ночами спать. Вокруг хрюкали, мычали, повизгивали и шипели.

Во мраке, там, куда Маргарита увела внучку, что-то происходило. Неясное шевеление, шепот, скребущие звуки.

— Рахмани, пожалуй, я выпущу всех, кто не опасен, — рассудил центавр и принялся срывать замки с клеток.

— Я верю, я вам верю. — Лекарь не мог усидеть на месте, то оглядывался назад, то взлохмачивал на голове волосы, то принимался вышагивать туда-обратно по ночной аллее. — Я вижу, твой друг — это такое доказательство, трудно не заметить, но… целовать корову? А если я, к примеру? То есть, что произойдет, если каждый, а?

— А каждому не дано, — рыкнула из мрака Маргарита Сергеевна. Позади нее белая гибкая фигурка спешно натягивала одежду. — Каждый не осилит. Ты бы мог осилить, доктор… — Она выбралась из загона, остервенело стряхивая с кроссовок налипший навоз. — Вся беда ваша, что ни в кого не верите… Матерь вашу, кто жирафа выпустил? Он же сдохнет!

Юля, покачиваясь, добралась до скамейки. Там ее вырвало, очевидно, не в первый раз.

— Стой, стой, ты ее пока не трожь! — Маргарита Сергеевна перехватила лекаря поперек живота. — Дай ей, милок, маненечко отсидеться. В ней сейчас такое бушует, ого-го!

— И… что? Она теперь ведьма?

— Во дает! — хлопнула себя по бедрам старушка. — Да ты, часом, не финн? Тугой ты какой-то, братец. Она ей всегда и была, только заперта уж больно.

— А теперь она?..

— Да как была бабой, так бабой и останется, — не слишком деликатно подвела итог Маргарита Сергеевна. — Мужиков меньше любить не станет, если ты об этом печешься, доктор ты наш.

— Я как раз вовсе не об этом, — засмущался Ромашка.

— А я как раз об этом. — Маргарита строго взяла его за пуговицу. — Только ты запомни, Гиппократ. Хоть раз попрекнешь ее, что путанила, — проказу нашлю. Это я умею… Господи, кто там меня за ногу держит?

Потрогав Маргариту волосатым носом, мимо деловито пробежал муравьед. Небольшая стая кенгуру энергично обгладывала кусты у проходной.

— Бабуля, как тебе не стыдно? Что ты несешь? — пришла Юля, почерневшая, с кругами под глазами, с ног до головы вымазанная в крови. — Не смотрите на меня, слышите?! Нечего на меня смотреть. Ой, кошмар какой, я вам всю куртку испачкала… Ой, я вам завтра же новую куплю.

— Завтра у вас не получится.

Маргарита с наслаждением закурила. Подле нее на скамейке устроились две мартышки, на газоне пощипывал травку верблюд. В распахнутые ворота зоопарка гуськом устремились страусы. Где-то вдали Поликрит продолжал войну за права животных.

Рахмани поймал взгляд старушки, и вдруг между ними возник мимолетный контакт. Он увидел то, что видела опытная колдунья, легко бредущая по краю, между «сейчас» и «скоро». Он увидел, что «завтра» у новообращенной ведьмы и хирурга действительно не будет, и новую куртку Ромашке покупать уже некогда.