Книга Невинность - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, возможно, моя внешность может сыграть мне на руку. Охотник выразил свое отвращение, крикнув: «Выродок!» Но я также увидел ужас в синем глазу, когда мы увидели другу друга через канал в известняке. В какой-то момент страх мог взять верх над желанием убить меня, и он повернул бы назад.
Когда я поднимался по заросшему лесом склону, яркость осеннего наряда деревьев чуть померкла, а пятна солнечного света исчезли с земли. Всмотревшись сквозь переплетенные ветви, я увидел, что серые облака наплыли с востока и поглотили утреннее солнце. Облачное прикрытие работало на меня, потому что тень затрудняла охотнику поиск моих следов.
Лес закончился на гребне, а дальше лежал широкий луг, в дальнем конце которого стояла пара лачуг: одноэтажный дом без единого целого окна и в облупившейся краске на стенах и, похоже, конюшня с просевшей крышей. Несколько секций изгороди еще стояли, но по большей части она упала в золотистую, доходившую до колен траву, которая едва покачивалась, напоминая водоросли, шевелящиеся под воздействием придонного течения. Если бы я пошел через луг, то мои следы выделялись бы на траве, словно помеченные яркой флуоресцирующей краской.
Под прикрытием леса я побежал вдоль луга, отдавая себе отчет, что охотник может в любой момент появиться на опушке. Сначала хотел возвращаться домой, описав в лесу широкий полукруг, но, добравшись до лачуг и обойдя их, обнаружил, что высокая трава уступила место короткой высохшей спутанной осоке, предполагавшей, что эту часть луга в свое время отличал избыток влаги, но потом вода по каким-то причинам ушла. Слежавшаяся сухая осока напоминала японский татами, и я сомневался, что на ней останутся какие-то следы. Я уже выбивался из сил, не знал, сколько еще смогу бежать через лес, поэтому импульсивно направился к дому.
Просевшие ступени лестницы, ведущей на заднее крыльцо, протестующе заскрипели, и несколько ласточек выпорхнули из своих гнезд, прилепившихся под навесом крыши, взвились в небо, а потом опустились на ржавую жестяную крышу. Дверь на кухню давно вышибли. Я вошел в темный дом, рассчитывая найти надежный тайник.
Даже новенький и покрашенный, когда в нем жили люди, дом наверняка выглядел скромно. Но его давно забросили, и теперь половицы скрипели и стонали при каждом моем шаге, хотя и не проваливались подо мной. Если бы я остался в одной из комнат, то они, стоило бы мне шевельнуться, сразу бы выдали место, где я нахожусь.
В гостиную серый свет дня вливался в разбитые окна и широкий проем, который ранее закрывала парадная дверь. Я едва не провалился в дыру, образовавшуюся на месте вырванной половицы. Дом построили над землей, на сваях, возможно, потому, что при продолжительных ливнях эту часть луга заливало водой, под полом находилось замкнутое пространство высотой примерно в два фута.
Дом предлагал меньше тайников, чем я надеялся, и я уже собирался ретироваться, когда через окно увидел охотника, который шел по краю леса, обходя луг, точно так же, как я. Мне не оставалось ничего другого, как прятаться. И убежище я мог найти только под полом.
Половицы шириной в двенадцать дюймов под ногами ходили ходуном, потому что гвозди, которыми их прибили к лагам, проржавели и уже не держали их. У восточной стены комнаты я приподнял и раздвинул две половицы, протиснулся в зазор, который вел в мир пауков, сороконожек и им подобных. Первую половицу вернул на место без особых усилий. Со второй пришлось повозиться подольше, потому что двенадцатидюймовая щель затрудняла движения, но все-таки мне удалось сдвинуть ее. Потом я затих, лежа на спине в темноте, и внезапно в голову пришла мысль, что я своими руками соорудил себе гроб.
Под диким местом понимают большой участок леса или джунглей, куда не ступала нога человека. Или часть пустыни, такую сухую, что там не будут расти даже кактусы. Или континент льда и снега. Подпол маленького дома никак на дикое место в общепринятом смысле этого понятия не тянул, но я нашел, что он такой же непривлекательный и безрадостный, как далекая Антарктида.
Тусклый серый свет проходил в подпол только в дальней от меня части комнаты, где отсутствовала половица. Я повернул голову, чтобы под лагами посмотреть в том направлении, и бледный свет формой напоминал кокон человеческих размеров. Я знал, что быть такого не может, но, когда присмотрелся, подумал, что действительно вижу что-то сплетенное, причем плотно, а внутри какая-то светящаяся и полупрозрачная форма заканчивала трансформацию, готовясь к рождению. Воображение способно на многое, если дать ему волю, одна странность будет сменять другую, и можно загнать себя далеко-далеко, даже в безумие.
Я отвернулся от далекого света и уставился в необработанную, шершавую половицу в нескольких дюймах от моего лица, хотя в темноте и не мог ее видеть. Ждал и надеялся, что охотник сочтет заброшенные здания слишком очевидным и слишком маленьким местом, где я мог бы попытаться найти убежище.
В глубине дома скрипнула доска: он поднялся на крыльцо. Продвигался медленно, старался не шуметь, но искривленные и растрескивавшиеся половицы выдавали его. Когда он вошел в гостиную, половицы не заскрипели, а застонали, подтверждая, что охотник – мужчина крупный.
Дойдя до середины, он остановился и замер. Не переминался с ноги на ногу, поэтому тишина установилась полнейшая. Понимая, что он пытается услышать издаваемые мной звуки, я дышал неглубоко и только через рот, влажный воздух пахнул плесенью и гнилью, от этой вони меня мутило, но я держался.
Через минуту он удивил меня, и тем, что заговорил, и словами, которые слетали с губ:
– В пятнадцать лет я уже толкал на улице и мет, и пи-си-пи, и «марки», работал на одного мерзавца, которого звали Делиханти. Это была война, в этом бизнесе война идет постоянно, и два парня подловили меня в темном проулке, собираясь избить до полусмерти, забрать мой товар, дав тем самым понять Делиханти, кто на улице хозяин. Я убил их обоих. Убил, отрезал уши, принес Делиханти. Он меня повысил. Убийство ничего не значило, ничего, за исключением одного: ты продвигался вверх в иерархии организации и жил куда как лучше.
Он говорил не сам с собой. Его слова предназначались мне, он знал, что я прячусь где-то рядом, и поскольку спрятаться я мог только в одном месте, он не сомневался, что я где-то под полом.
Насколько я знал, выбраться я мог, только отодвинув половицу. Если существовала панель на петлях или сдвижная дверца по периметру дома, то я не смог бы добраться до нее: не пролез бы под лагами. Даже для того, чтобы ползти, места было немного, а я не мог и шевельнуться. Услышав хоть один звук, охотник открыл бы огонь и с такого расстояния не промахнулся бы.
– Я давно перестал считать людей, которых отправил на тот свет, – продолжил он. – Некоторых мне приказывали убить, других я убивал по необходимости, третьих – потому что они не нравились лично мне. Но, так или иначе, все делалось ради денег, чтобы взять их у кого-то или гарантировать, что их не возьмут у меня. Я не пытался найти оправдание. Не требовалось мне никаких оправданий. Не я сделал мир таким, как он есть. Это жестокий мир, и ты должен делать то, что тебе нужно, если хочешь существовать в нем.