Книга Знакомьтесь - Юджин Уэллс, капитан - Игорь Поль

– Там, за столиком! – кивает он через плечо. – Патроны в шкафу.

Больно прикладываюсь плечом от удара об очередную волну. Не удержавшись на ногах, влетаю в закуток между кухонной плитой и столиком. Шипя от боли, дергаю карабин из заевшего крепления. Отрываю, кажется вместе с кронштейном.

– Через низ давай! Здесь смоет! – кричит Баба.

Попасть в раскачивающееся неясное пятнышко из охотничьего пулевого карабина – дело немыслимое. Да еще сквозь водяную завесу на корме.

– Триста двадцатый, помоги, – прошу я, обмотав локоть ремнем. Лежать на крутом узком трапе – все равно что в овощерезку попасть. Того и гляди, меня об острые ступеньки разотрет в кашу.

– Боевой режим! – отзывается моя половинка.

И волны сразу замедляют свой барабанный бой. Водяная пыль за кормой становится прозрачной. Слабенькое человеческое оружие в руках – смешным. Видна каждая капля, повисшая в воздухе. Я даже могу различить вспышки над рубкой догоняющего нас низкого силуэта. Спаренный пулемет, пятидесятый калибр, – определяю я машинально. Ноги прикипают к палубе. Локти широко расставлены. Никакого люфта – мое тяжелое тело намертво заклинено на спуске трапа. Выстрел. Я вижу точку своей пули, исчезающей в волнах. Поправка. Ожидание обратного хода палубы. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Преследователь – небронированный патрульный катер класса «Стриж». Рубка его – идеальная мишень как с точки зрения видимости, так и по эффекту воздействия. Мне вряд ли удастся вывести кого-нибудь из строя. Но, когда пули с треском начинают прошивать переборки вокруг тебя, трудно заставить себя сидеть и выдерживать курс прямо на невидимого стрелка. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Преследователь зарывается в волну, сбавляя ход. Разворачивается бортом. Сейчас снова будет бить из пулемета. Взять поправку. Цель – верхний срез рубки. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Магазин пуст.

– Выход из боевого режима!

Я вдыхаю соленый воздух, стараясь не прикусить язык. Пятнышко за кормой уже скрылось за белой завесой. По левому борту тянется недалекий остров. То, что издали казалось мне травой, оказывается огромными развесистыми пальмами. Говорят, на них кокосы растут. Их молоко очень вкусное. Вот бы попробовать настоящего. Не той искусственной дряни, что в супермаркете продается. С карабином на плече заглядываю в каюту. Осматриваюсь. Воды нет. Переборки вроде целы. Мишель по-прежнему на кровати. Острый запах рвоты. Не выдержала, бедняжка. Смотрит на меня. Замечает карабин. Глаза ее приобретают осмысленное выражение. И испуганное. И какая-то злая, отчаянная гримаса появляется на лице. Губы ее кривятся. Нет, она не плачет. Это что-то другое. Спешно делаю успокаивающий жест. Все нормально, милая. Мы смылись. Все по плану. Наверное, она просто загипнотизирована моим напряженным взглядом. Черты ее лица смягчаются. Вот сейчас она точно заплачет. Выдохлась моя баронесса. Нервы не выдержали. Из салонов да люксов и прямо в кровавую помойку. Тут кто хочешь сломается. Ничего, крошка. Мы еще повоюем. Я тебя не брошу. Когда ты со мной – мне ни черта не страшно.

– Я люблю тебя! – кричу изо всех сил. Мишель смотрит внимательно. Снова кричу. Она читает по губам. Грустная улыбка неожиданно трогает ее осунувшееся лицо. Она отвечает что-то. Я тоже умею читать по губам.

Сумасшедшая радость захлестывает меня. Ситуация – глупее не придумаешь. Двое в заблеванной каюте на изрешеченном пулями катере, несущемся черт-те куда и вот-вот готовом развалиться по запчастям на радость акулам, смотрят друг на друга и жестами обмениваются признаниями в любви. Краем сознания отмечаю, что я становлюсь жутко неуравновешенным типом. Дикое напряжение последних недель превращает мои нервы в звенящие струны. Я стал чрезмерно сентиментален. Приступы жалости к себе сменяются периодами необъяснимой кровожадности.

– Ты выглядишь, как ободранный пес, – показывает Мишель, улыбаясь.

– Посмотри на себя, помесь скунса и мокрой кошки.

– Дворняга…

– Мокрая мышь…

Смачиваю полотенце. Снова протираю ее лицо. В какое-то мгновенье, она высвобождает руку, ухватывает меня за мокрую штанину и прижимается лбом к моей ноге. Высвобождает руку? Катер сбавляет ход. Мчусь в рубку. Теперь можно разговаривать – Баба снизил скорость до каких-то двадцати узлов. Кажется, будто волны вокруг застыли.

– Что случилось? – спрашиваю я. – Мы же вроде оторвались?

– Смотри туда, – и шкипер показывает в небо, где примерно в миле от нас разворачивается красивый клуб белого дыма.

– Малая универсальная ракета «Оса», – синхронно комментирует Триста двадцатый.

– Предупредительный огонь. Приехали, Юджин, – устало говорит Баба. – Это уже третий разрыв. Если не повернем назад, они нас уделают. Только что передали. Они не шутят.

Непонимающе смотрю на него.

– Предупредительный огонь?

– Точно.

– Где сейчас сторожевик? Он в пределах прямой видимости?

– Ты что, нет конечно. До него миль двадцать-двадцать пять. Еще и остров нас закрывает. Да ему и не нужна прямая видимость. Он нас миль за сорок достанет.

– Это малая универсальная ракета, Баба. Класс «Оса». В зависимости от типа боевой части применяется против авиации, живой силы и легкобронированных целей. Ей требуется визуальное наведение. Ты хочешь сказать, что они нас по спутнику выцеливают? Или через высотного корректировщика? Не смеши меня – откуда такие навороты у нищей береговой охраны?

– Что? – непонимающе щурится он. – Но они же стреляют, и притом рядом!

– Да по квадрату бьют! Вслепую! По ориентировочным координатам с катера, что мы стряхнули! Они нас просто на испуг берут! Давай полный вперед и уходим отсюда! Тоже мне, морской волк!

– Долго на полной тяге нельзя, – ворчит пристыженный Баба. – Горючего не хватит. Мы и так…

Слова его глохнут в реве проснувшегося двигателя. Волны бросаются навстречу. Впервые за все время гонки оглушающий грохот кажется мне приятной музыкой.

Глава 40. Мир тесен

Вечереет. Мягко покачиваясь, катер идет средним ходом. Двигатели сонно бормочут что-то, выплевывая за корму белые струи. Здесь, в рубке, их шум почти не мешает говорить. После аврала, учиненного деятельным Бабой, в котором, по мере сил, принимали участие и мы с Мишель, наступает приятный час отдыха. Все пробоины в переборках тщательно заделаны быстротвердеющим ремонтным раствором. Стекло и щепки стекловолокна выметены. Палуба и нижние помещения отдраены. Каюта проветрена. Откачана вода из моторного отделения. Подновлена маскировочная окраска мачты и поручней. Я даже умудрился срастить подручными средствами перебитый антенный кабель. А потом мы с Бабой, как истинные мужчины после тяжкого трудового дня, смакуем на корме ореховую водку. Баба называет ее феней. Так себе пойло, но мне неловко обижать нашего шкипера и я уважительно киваю после приема внутрь каждого глотка противной теплой жидкости. Ожившая на свежем воздухе Мишель в это время загорает нагишом на полубаке, развесив нашу выстиранную одежду на леерах. А послушная индийская жена Чандраканта бдительно следит за тем, чтобы ее муж случайно не обнаружил, что у него остались срочные дела в рубке. Она готовит обед и пресекает всякие попытки своего босса подняться на мостик. Честь Мишель под надежной защитой. Эта женская солидарность, смешанная с ревностью, – сплав почище легированной стали. Хотя я и сам не прочь посмотреть, что там прямо по курсу, но из уважения к собеседнику продолжаю сидеть и слушать рассказы Бабы о его похождениях, время от времени делая маленькие глотки из стаканчика. Крепкая эта феня – ужас. От одного единственного глоточка от живота растекается тепло и начинает клонить в сон. Тем более, что ночь мы провели в бегах. Даже Триста двадцатый не возражает против моего возлияния.