Книга Правила игры - Элизабет Зухер Мун

— Все никак не успокоитесь? Думаете, сможете позлорадствовать, если нам удастся спасти дочь Спикера?

— Нет, сэр. — Эсмей с трудом сдерживалась, чтобы не взорваться. — Я не собиралась злорадствовать.

— Вы хотите сказать, что не думали, будто она вполне заслужила такой участи? А я слышал совсем другое.

— Сэр, я никогда не думала, что Брюн заслуживает того, чтобы ее похитили и изнасиловали. Тем более никогда не говорила этого вслух.

— Понятно. Однако говорили, что из-за нее не стоит начинать войну.

— Сэр, я сказала, что из-за одного человека войну не начинают, но не говорила, что она этого не стоит.

Другие говорили то же самое.

Адмирал что-то проворчал.

— Возможно, и так, лейтенант, но в документах зарегистрировано, что вы считаете, будто сера Мигер не достойна того, чтобы из-за нее начинали войну.

Она не успела ничего ответить, хотя даже и не знала, что тут отвечать. Адмирал повернулся и пошел прочь. Что тут можно поделать, вряд ли он поверит ей.

Эсмей никогда даже не думала о том, что кто-то может завидовать ее успехам или злиться на нее из-за них. Да, она оказалась старшей по званию среди выживших после мятежа офицеров, но ведь это случайность. Ведя корабль назад к Ксавье, она думала не о славе, а только о том, как бы успеть на помощь капитану Серрано. И потом во время битвы ни о чем другом, кроме победы, тоже не думала. Неужели кто-то может злиться на нее из-за этого, ведь ясно, что ей просто-напросто повезло. А на «Коскиуско» ей опять-таки повезло, ведь ее тоже могли схватить, как Барина, и ничего бы она тогда не сделала.

Вдруг она отчетливо поняла, что сверстники всегда считали ее посредственностью, человеком, который не может представлять сколько-нибудь значимой опасности их карьерам. За потенциальными конкурентами следили куда более пристально. А внезапность ее успеха теперь заставила их сомневаться в оценке ее способностей или побаиваться ее.

Значит, у нее есть враги… даже во Флоте. Конкуренты, так уж точно. Кое-кто не прочь разрушить ее планы, другие готовы воспользоваться ее успехами в своих корыстных целях.

Теперь она понимала, что не думала об этом раньше по собственной глупости и наивности. Так же как другие общались со спокойной, нечестолюбивой, сдержанной лейтенантом Суизой, совершенно не представляя ее внутреннего мира, ее мыслей и чувств, так и она не задумывалась о внутренних устремлениях и мыслях других людей. Ее интересо-вало, что думает о ее успехах начальство. Это естественно, хотя, может, и не очень. Но об этом можно поразмышлять после. Самое главное то, что до последнего времени она сосуществовала с другими людьми, толком не обращая на них внимания. Поэтому и не представляла, кто из них может считать ее своей соперницей, а на кого она может положиться как на друга. Из друзей она могла назвать только Барина.

Она нашла комнату на станции, где ей предписано было остановиться, пока корабль находится в доке, распаковала сумку и уже начала просматривать последние новости на информационном кубе, но ни на секунду не переставала размышлять на тему друзей и врагов. Неожиданно раздался звонок в дверь. Когда Эсмей открыла ее, на пороге стояла пожилая женщина, которую она никогда раньше не видела. Женщина была не из флотских, но вела себя словно адмирал. Должно быть, богатая и знатная.

— Вы совсем не похожи на отчаявшуюся заговорщицу, — сказала женщина.

Черные пышные волосы были подернуты сединой, одета она была в струящиеся разноцветные одежды и производила впечатление какой-то легендарной, сказочной героини. Бабушка Сова, Волшебница с Луны или что-то в этом духе.

— Между прочим, меня зовут Марта Катерина Саенц. Моя племянница Рафаэлла училась в школе вместе с Брюн Мигер. Можно мне войти?

— Конечно. — Эсмей отошла в сторону, и женщина прошла внутрь.

— Вы, насколько я понимаю, лейтенант Эсмей Суиза и только что вернулись из отпуска на Альтиплано?

— Да, сера.

Марта Саенц пристально оглядела Эсмей, совсем как ее собственная прабабушка.

— На дурочку вы тоже не похожи.

Эсмей молчала, а женщина прохаживалась по комнате, широкие рукава ее одежды трепетали приходьбе. Она остановилась спиной к двери и склонила голову набок.

— Не отвечаете? Не любите отвечать на косвенные вопросы? Тогда я спрошу напрямик: вы действительно безжалостная интриганка, которая готова на все ради собственной выгоды, в том числе можете обесчестить и обречь на всяческие ужасы другую женщину?

— Нет, — как можно спокойнее ответила Эсмей. — Нет, сера.

— Вы не обрадовались тому, что дочь Спикера попала в плен?

— Конечно же нет, — ответила Эсмей. — Я знаю, что многие так думают, но это неправда…

У женщины были темные мудрые глаза.

— Если вы называете другую женщину… как же там было… ах да, «глупой, эгоистичной, помешанной на сексе любительницей наслаждений», а нравственные ценности этой женщины приравниваете к ценностям кобылы во время спаривания, то вполне естественно, что люди будут считать, что она вам не нравится.

— Мне она действительно не нравилась, — ответила Эсмей. — Но я совсем не хотела, чтобы с ней случилось что-нибудь подобное.

Ей хотелось закричать: «За кого вы меня принимаете?», но все уже так долго думали и говорили о ней только плохо, что она не смела этого крикнуть.

— Ах вот как. И вы на самом деле считаете, что ей недостает моральных качеств?

— Да… хотя это все равно не значит, что…

— Я ценю ваше умение четко мыслить, вы так легко можете определить, чего кому недостает. Интересно, себя вы тоже умеете оценить так же критично?

Эсмей глубоко вздохнула:

— Я упряма, чопорна, педантична, а такта у меня не больше, чем у неотесанной каменной глыбы.

— Хм-м. Значит, невинной святой и жертвой вы себя не считаете?

— Святой? Нет! Конечно нет!

— Прекрасно. Значит, когда вы решили, что Брюн не хватает моральных качеств, вы ее сравнивали с каким-то объективным стандартом…

— Да, — ответила Эсмей.

Она даже не могла объяснить, почему вообще отвечает этой женщине. Она уже столько раз все это объясняла многим людям, но никого ни в чем не смогла убедить.

Женщина кивнула.

— Насколько я могу судить по тому, что знаю о Брюн, в этом деле должен быть замешан мужчина.

Эсмей почувствовала, что краснеет. Неужели она до такой степени не может ничего скрыть? Женщина снова кивнула.

— Я так и думала. И кто же этот человек, на которого положила глаз Брюн и в которого вы оказались влюблены?

— Я люблю…— вырвалось у Эсмей, она покраснела еще больше, — Барина Серрано, — закончила она, понимая, что ее перехитрили.