Книга Странные занятия - Пол Ди Филиппо

И кто я такой, чтобы что-то менять?

— В дополнение к тонизированию я собирался предложить небольшую косметическую обработку эпидермиса, — сказал я, когда она села на край кровати. — Но вижу, в этом нет необходимости, миссис Санжур.

— Пожалуйста, зовите меня Ами. Если я проведу тут неделю, вы устанете говорить миссис то, миссис се.

— Тут, кажется, проблем не будет… Ами. Вам показали клинику?

— Да. Бассейн отличный, и гимнастический зал тоже. Честное слово, я уже чувствую себя тут как дома. Думаю, эта неделя будет как раз то, что надо.

— Надеюсь. Возможно, вы порекомендуете нас друзьям. А теперь — начнем?

Она без слов прилегла, благонравно скрестив ноги в коленях и тем не менее создав впечатление распутной доступности.

Сдержавшись, я сумел совершенно нейтрально положить руки ей на плечи. За роман с пациенткой Дисциплинарная комиссия не преминет на меня накинуться.

Я мгновение помедлил, прежде чем покинуть внешний мир. У меня не шло из головы необъяснимое головокружение, какое я испытал от прошлого контакта с этой женщиной. Есть ли тут какая-то причинно-следственная связь, которая от меня ускользнула, или это чистой воды случайность?

Пора выяснить.

Я осторожно нырнул в ее тело.

И почти тут же выпрыгнул назад.

— Какой шарлатан с вами такое сотворил? — потребовал я ответа.

— Что сотворил? — как будто с искренним недоумением переспросила она.

— Ваши мышцы просто извергают токсины усталости. Вы словно каждый день марафон бегаете. Неудивительно, что у вас ни на что сил нет.

— Я некоторое время посещала психокинетика. Но мне бы не хотелось называть его имя. Он друг семьи. Не могу поверить, что это его вина.

— Другого объяснения нет. У него следовало бы отобрать лицензию.

Только тут мне вспомнилось, как я сдавил сердце мужчине в ресторане. Сглотнув свое ханжество, я почувствовал горькую желчь на языке. Это ведь другое дело, верно? Меня спровоцировали, я был нетрезв. Определенно смягчающие обстоятельства.

— А вы не могли бы все восстановить, не зная, как был причинен вред? К нему я больше не пойду. Честное слово.

— Договорились. Давайте продолжим.

Я снова погрузился в тайное «я» ее хриплых, усталых тканей и гордых костей и взялся чинить. Они были настолько требовательны, что мне пришлось приложить больше усилий, чем за многие годы. Время промелькнуло бесквантовым расплывчатым мазком.

Выходя, я ожидал головокружения, как в первый раз.

Головокружения не было. Но мне показалось, я ощутил какое-то сотрясение, нарушение равновесия, будто, пока я трудился над Ами, некто невидимый копался во мне самом.

— Это было чудесно, доктор, — с улыбкой сказала Ами.

Вам знакомо ощущение, словно что-то от вас ускользает, а вы бессильны это остановить? Скажем, возлюбленная стала холодна без причины, которую вы могли бы угадать? (Знай вы, в чем дело, то, честное слово, изменились бы, ведь так?) Или, например, вы художник и чувствуете, как необъяснимо угасает ваш талант, точно бежит от злоупотребления. (Может, из-за пьянства, бражничанья, халтуры?) Или, возможно, все гораздо сложнее таких незатейливых примеров? Что, если это просто смутное ощущение, что вы утрачиваете связь с реальностью, становитесь тем, чем клялись не быть никогда.

Думаю, теперь вы меня поймете, когда я пытаюсь объяснить, что чувствовал в период, совпавший с пребыванием Ами в клинике. Мой ум словно превратился в пыльную бутылку вина, забытую в подвале, куда никто больше не придет. Обходы я совершал рассеянно: даже удивительно, что ни один пациент не выписался, перепугавшись столь небрежного ухода.

Время от времени я осторожно погружался в глубь себя, пытаясь определить источник моих бед. Подсознание сбоит? Но ночных кошмаров я больше не видел. Что-то не так в объективном психологическом смысле? Если да, то мои способности на это не укажут: утрата концентрации — тоньше всего, что я мог бы диагностировать.

Я боролся с собой, лишь бы это не сказывалось на моей работе — с переменным успехом. Ами как будто шла на поправку, ее тело восстанавливало нормальные функции. Я гордился, что сумел остановить и повернуть вспять преднамеренный вред, и ловил себя на том, что навещаю ее в два раза чаще необходимого, касаюсь ее чаще, чем, строго говоря, требуется для выздоровления. Я говорил себе, что мотивы у меня совершенно невинные, что все объясняется удовольствием купаться в ее здоровой ауре. Она была пациенткой, которая готова помогать врачу, и, ныряя в ее полную жизненной силы плоть, я ни с никакими неблагоприятными побочными эффектами не сталкивался.

С остальными дело обстояло хуже. С Ханой, например. У нее была единственная полная биоскульптура лица, которую мне выпало провести на той неделе. Сомневаюсь, что осилил бы еще одну. Даже с ней я едва справлялся. Я начал обращаться с девушкой безразлично. Меланоциты делают свое, чтобы придать ее коже нужный оттенок? Хорошо, сваливаем. Небольшая деформация в челюстной области? Быстро поправить и забыть. Почему я относился к Хане так непрофессионально? В нечастые ясные моменты я сам задавался этим вопросом: меня злило ее своенравное и тщеславное решение заменить природную красоту продуктом моды? В других схожих случаях я таких сожалений не испытывал и вообще не мог их себе позволить, ведь погоня за модой — мой хлеб.

Через несколько дней я намеренно стал игнорировать эту дилемму. Я тянул лямку, как талантливый зомби, выдирая пораженные атеросклерозом сосуды из растворяющейся жировой ткани, убивая волосяные луковицы в неподходящих местах.

Во внешнем мире все и вся будто бы сговорились напоминать мне, кем я был и что оставил. На одном из орбитальных заводов произошла авария — сотни раненых, включая местного врача. Требовались медики-добровольцы. Я не откликнулся. Рабочие, демонтировавшие устаревший ядерный реактор, нечаянно получили чрезмерно большие дозы облучения. Исправление вреда требовало трудов многих клеткоглядов. Я приглушил звук до конца выпуска новостей.

Однажды утром я сидел в офисе один и праздно размышлял о том, что было бы, умей я воздействовать на неорганический материал, а не на одни только живые ткани. Что бы я тогда сделал? Превратил свинец в золото? Выиграл целое состояние в рулетку? Все лучше того, чем я сейчас занимаюсь.

Дверь открылась без предупреждения, и вбежала Мэгги. На лице ее явно читалась тревога.

— Доктор, думаю, вам нужно пойти немедля. Это мисс Моррелл. Со вчерашней ночи что-то случилось.

Мы вместе поспешили в ее палату, у дверей которой нас встретили рыдания Ханы. Не имея зеркала, она лихорадочно водила руками по обезображенному лицу.

Все мои труды почему-то пошли прахом. Вместо черт фарфоровой фигурки, которая вчера была почти закончена, сморщенная кожа обвисла отвратительными морщинами, завитками и складками — как будто кто-то расплавил газовой горелкой пластмассовую куклу.