Книга Семь писем о лете - Дмитрий Вересов

Я повторяю его движение, а когда опускаю взгляд, замечаю тончайшую перемену в общем строении картинки. Одновременно распахиваются три окна, и женские голоса наперебой выкликают: «Верочка, домой!», «Таисия, домой!», «Колька, домой!». И в ответ – синхронное детское трио: «Мамочка, ну еще три минуточки!» Школьницы с медведями, в которых теперь узнаю Лялечку, подругу ее Валентину и ту же Верочку, что на качелях, только постарше, замерев на полуслове, неотрывно смотрят на идущую по оранжевой дорожке семью, где папа так поразительно похож на артиста Петра Олейникова. Старичок с собакой столь же неотрывно глядит на девушку с книгой, «Избирательным сродством» Гёте в оригинале, и выпускает из рук поводок, и подбежавший Тафт радостно слюнявит мои брюки. Наблюдая эту картинку, улыбается артист Платон, странник во времени, в форме капитана НКВД. Он ведет под ручку девочку-подростка, одетую по старой и странной моде. И вот уже на нее – юную бабушку Марию, спасенную в блокадную зиму, юную бабушку Герду, спасительницу из страшной сказки, устремлены взгляды Насти и Мишки, сквозь все линзы времени увидевших в ней ту давнишнюю ведьму из Павловского парка, что предсказала им новую встречу и супружество через семьдесят лет.

…Ибо рай – это еще и всевременье, где нет прошлого, нет настоящего и будущего, а есть лишь вечное ликование жизни. Такие панхронические мгновения случаются порой и в нашем мире. Они быстротечны и трудноуловимы, и вот-вот донесутся с улицы звуки свадебного кортежа, и во двор хлынут веселые люди этого дня, среди которых увидим мы и жениха с невестой, и всех их родных и друзей: и Ойгена Лау с бывшей своей женой Виолеттой, и Андрея Платоновича с бывшей своей Аллочкой, и Валентину с Лялечкой, и конечно же, Мишку с Настей. И тогда все, кто находится сейчас в этом дворике, сольются с праздничной публикой и растворятся в ней…

Санкт-Петербург