Книга Горячие деньги - Дик Фрэнсис

— Да Урсула тише мышки!

— Она доведена до отчаяния.

Малкольм раздраженно сказал:

— Они все доведены до отчаяния. И сами во всем виноваты! В том, что мы — ничтожества, виноваты, милый Брут, мы сами, а не наши звезды!

— Согласен.

— Швейцар в гостинице намекнул мне кое о чем насчет четвертой скачки.

Снова лошади.

В другой день, на другой прогулке Малкольм спросил:

— Что сказала Сирена, когда ты с ней виделся?

— Что ты можешь подавиться своими деньгами или что-то в этом духе.

Малкольм рассмеялся. Я продолжал:

— Еще она сказала, что ты тогда хотел взять ее к себе только для того, чтобы досадить Алисии.

— Алисия — чертова сука!

— Знаешь, у нее новый любовник.

Его как громом поразило.

— Кто?

— Наверняка чей-то муж. Ей как раз такие нравятся, правда?

— Не строй из себя праведника!

Мы поговорили о часовых переключателях — еще об одной неприятности. Малкольм сказал:

— Томас делал их лучше всех, правда? Он мог собрать такой с закрытыми глазами. По-моему, это он их и придумал. Сирена подарила один такой Робину и Питеру, Томас сделал его для нее много лет назад.

Я кивнул.

— Часы с Микки Маусом. Они до сих пор в детской.

Малкольм тяжело вздохнул.

— Сирена приспособила к ним маяк из «лего», я прекрасно помню. Знаешь, мне до сих пор так не хватает Куши! Катастрофа случилась как раз вскоре после этого. — Отец тряхнул головой, как будто отбрасывая прочь печаль. — Какие скачки лучше выбрать для Приза памяти Куши Пемброк? Что ты посоветуешь?

На следующий день я спросил, почему Фердинанд не придает значения тому, что он незаконнорожденный, а Жервез из-за этого спивается.

— Не знаю. Жервезу всегда казалось, что его презирают, над ним смеются, даже сейчас. Наверное, кто-то вдолбил это ему в голову, когда он был еще маленьким. Сказал ему, что он родился по ошибке, что лучше бы его мать сделала аборт. Мальчишки чертовски жестокие создания. По-моему, из-за этого Жервез и стал таким злобным. А Фердинанда ничего особенно не задевало. Он во многом похож на меня.

— Только у него пока было всего две жены.

— А почему ты сам не женишься?

Я легкомысленно ответил:

— Еще не встретил ту, единственную. Я не хочу, чтобы у меня их было пять.

— Ты что, в себе сомневаешься?

«Господи, — подумал я, — какой он проницательный и остроумный! Так нечестно. Ведь это из-за него я в себе не уверен. Это от него мне досталось такое непостоянство».

Все мы похожи на него — кто больше, кто меньше.

ГЛАВА 18

Как и предсказывал Рэмзи, в среду гостиница «Беверли-Уилшир» стала напоминать муравейник. Появился и сам Рэмзи, полный надежд и планов. Мы стали ходить на разные встречи и вечеринки, часто бывали в конюшнях, попали на праздничный бал в Голливуде.

Организаторы Кубка коннозаводчиков открыли гостиную, где каждый, кто имел отношение к скачкам, мог перекусить или выпить — или и то и другое сразу — и поговорить о лошадях. Можно было заказать машину или билеты на самолет и поговорить о лошадях. Можно было встретиться со своими знакомыми из Эпсома и Лонгшама и поговорить о лошадях. Состоятельные мужчины и женщины в отличных костюмах и шелковых платьях, владельцы лошадей, на чьи деньги существует и процветает конный спорт. Высшее общество, большие деньги, огромное удовольствие.

Малкольм был в восторге от всего этого. Я тоже. Полная, насыщенная жизнь. В пятницу утром мы сходили в конюшню, проведали Блу Кланси. Посмотрели, как он бежит, обгоняя ветер, по скаковой дорожке, в последний раз перед большими состязаниями. Встретились с его английским тренером и жокеем. Все волновались и с надеждой смотрели в будущее. Обычная суматоха конюшен, знакомые запахи, дружеская перебранка, грубоватые шутки, увлеченность своим делом, живой интерес к происходящему вокруг, завистливые взгляды, несправедливость, смертельные разочарования — такой родной и привычный мир!

Прекрасный вид Блу Кланси и его успехи на тренировках вызвали у Малкольма и Рэмзи Осборна бурю восторга. Тренер осторожно заметил, глядя на них:

— Погодите до завтра. В этих скачках должен победить лучший в мире. Горячие деньги пока — для одной из калифорнийских лошадей.

— Что значит «горячие деньги»? — спросил Малкольм.

— Ставки, которые делают знающие люди. У которых свои источники информации.

— Ну и пусть себе, — сказал Малкольм. Я не помню, чтобы он когда-нибудь еще был так доволен жизнью. Наверное, его увлеченность достигла высшей точки и скоро начнется спад — как обычно.

Вместе с тысячами других мы поехали на бал — все в том же длинном лимузине, а не в заколдованной тыкве. Звучала музыка, Малкольм танцевал на огромной эстраде с несколькими дамами, с которыми успел познакомиться за эти два дня. У края площадки стоял разрезанный пополам вдоль оси самолет, в котором обычно снимали сцены полетов. Малкольм веселился вовсю, заразительно смеялся. Все вокруг него улыбались, рядом с ним не было места печали.

Мы выспались, позавтракали и пошли на ипподром. Густой туман, всю неделю окутывавший вершины гор, теперь клубился в дальнем конце скаковой дорожки, сглаживая контуры предметов. Зато открылись залитые солнцем горные склоны, которыми тоже можно было залюбоваться, раз уж представился такой случай. За ночь повсюду на трибунах клуба появились застеленные скатертями столы. Замотанные официанты в черных фраках скользили среди любителей скачек, сгибаясь под грузом уставленных блюдами подносов, и каким-то чудом ни разу ничего не уронили.

Кубок коннозаводчиков состоял из семи скачек, на разные дистанции, для лошадей разного возраста. Для первых пяти был назначен приз на общую сумму в два миллиона долларов — для первой, второй, третьей и так далее. В скачке, на которую был заявлен Блу Кланси, — скачке на полторы мили — был приз в два миллиона. А для главного события Кубка коннозаводчиков — классической скачки — приготовили приз в три миллиона долларов. Не пустячок какой-нибудь. Владелец лошади, которая победит в скачке, в которой будет участвовать Блу Кланси, станет богаче на шестьсот двадцать девять тысяч долларов — на такие деньги можно месяцами купаться в шампанском.

Мы посмотрели первые пять скачек, встречая победителей громкими аплодисментами. Спустились вниз, в денник к Блу Кланси, посмотрели, как его готовят. Потом вернулись на трибуну и стали чуть ли не грызть ногти, не находя себе места от волнения.

Пять из семи скачек были на дорожке с гаревым покрытием, две — на травяной дорожке, и эта была как раз вторая из них. Большинство европейских лошадей бежали по траве, родному зеленому ковру. Против Блу Кланси вышли победитель дерби в Эпсоме, победитель Триумфальной Арки и победитель итальянского дерби. И у него на первый взгляд не было никаких шансов. Но Малкольм и Рэмзи Осборн были уверены, что он «на взводе» — Малкольм уже вовсю пользовался здешним жаргоном.