Книга Третье яблоко Ньютона - Ольга Славина

— Нет, я его боюсь. И вы бойтесь. Он живет в вашем городе.

— Дарси, правда, что у вас роман с Варей? Daily Mail.

— У меня роман, длящийся всю жизнь, с каждым моим клиентом. А Варя — любимый клиент.

— А почему она ваш любимый клиент? Le Monde.

— Потому что ее кейс уникален. Она, впрочем, тоже.

— Вопрос к обоим, Frankfurter Allgemeine Zeitung: вы планируете иск к Инвестбанку о компенсации? После сегодняшнего решения вам остается один шаг до Страсбургского суда?

— Я буду рекомендовать моему клиенту сделать этот шаг, который может быть длиною в десятилетие.

— Варвара, кто вы все-таки? Преступница, профессионал или агент КГБ? La Repubblica.

Варя посмотрела прямо на корреспондента, приблизившегося к ним вплотную. Потом подняла глаза направо, вверх, посмотрела на Мэтью, который глядел на нее с улыбкой, снова перевела взгляд на корреспондента.

— Кто я? Просто женщина.

Корреспондент склонил голову: «Buongiorno, Principessa!»

У выхода из терминала стоял черный лимузин. Водитель распахнул обе двери, Мэтью обежал машину, они оба сели на заднее сиденье, а за стеклами еще вспыхивали вспышки фотоаппаратов.

— Саймон, в Сассекс.

— Саймон? Здравствуйте, я Варя. Мистер Дарси имел в виду, в Сассекс, только проедем не по М-25, а через Central London, через Westminster, а потом по Vauxhall Bridge. Я правильно сказала, Мэтт?

* * *

Наутро в Сассексе Мэтью пришел домой, нагруженный газетами. Варя, осваиваясь, ходила по его дому в черных джинсах и клетчатой ковбойке. Мэтт включил компьютер, кинул газеты на стол. «Смотри пока, я пойду готовить завтрак».

Ягоды, поджаренные тосты, соки, сливки, кофейник громоздились на столе вперемешку с прессой, которая опять выла. «Бывший российский дипломат оправдан решением Верховного суда Великобритании…», «Инвестбанку грозит многомиллионный иск от российской гражданки, иск будет защищать лучший адвокат Британии…», «Шаг в Страсбург длиною в жизнь?», «Адвокат Мэтью Дарси: „Правовые устои нашего общества незыблемы“», «Сладкая парочка, что ты теперь замыслила?», «Отставки в Инвестбанке, грозящий многомиллионный иск — что скажет „Большая восьмерка“?», «Оправдание русского шпиона: венец карьеры Дарси или следующий шаг?», «Женщина мира», «Британское правосудие снова продемонстрировало свою справедливость…», «Как будет в Брюсселе оправдываться президент Инвестбанка?», «Buongiorno, Principessa!». И без того поздний завтрак затянулся, а они все рассматривали статьи, заголовки, свои фотографии, ликовали от того, что за ночь мировая пресса сделала Мэтью Дарси знаменитостью. Все статьи были так хороши, только одна USA Today написала гадость: «Чтобы осудить русского коррупционера, вероятного агента КГБ, в своде законов Великобритании не нашлось подходящей статьи».

— Ну что, Варя, день отдыха? А завтра за работу.

— Мэтт, ну почему ты всегда прав, просто страшно. Только не один день отдыха, а больше, ладно?

— Хорошо, но, думаю, ты сама не выдержишь. Пойдем к морю?

— Пойдем.

На море было ветрено, хоть и солнечно, бледно-голубое небо с узкими острыми полосками перистых облаков и серая вода в бликах слепили глаза, ноги утопали в скрипящей гальке, кое-где было сыро, побережье явно не предназначалось для пеших прогулок. Мэтью остановился:

— Смотри, вон те клифы впереди справа и чуть левее розовая полоска в облаках. Полотно Тернера, как и обещано. — Они прошли короткий галечный пляж до конца, дальше начинались темные острые валуны, ведущие к клифам. — Когда я был маленьким, обожал такие переходы к камням, а потом к клифам. Вроде сначала надо просто идти, с каждым метром лишь все хитроумнее прокладывая маршрут, а камни становятся незаметно острее, круче, при этом они скользкие. Падаешь поминутно, коленки разбиваешь и думаешь, как дальше-то идти. Почему-то меня это очень занимало. Правда, это было в Кенте.

— А давай сегодня не будем карабкаться?

— Нет, конечно, сейчас повернем назад.

Они повернули, с четверть часа шли молча, думая каждый о своем.

— Я не хочу возвращаться в Россию. Мне там было сначала очень холодно, а потом очень жарко. И все время дышать нечем. То ли от страха, то ли от того, что воздух очень грязный.

— Ты можешь не возвращаться, если не хочешь.

— Я хочу жить тут.

— В Сассексе? Почему бы и нет. Я уеду в воскресенье в Лондон, ты оставайся, ходи к морю, читай, дыши воздухом, работай, спи. Живи, в общем.

— А ты приедешь?

— Наверное.

Они продолжали идти, глядя себе под ноги, следя, чтобы галька не забивалась в сникерсы. Мысли Мэтью крутились вокруг Вари. За ночь он стал первым среди равных, нет, таким он был уже давно, за ночь он стал просто первым. Дело даже не в газетах. Он доказал — самому себе, прежде всего, — что его концепция мира действительно способна этим миром управлять. А ведь если посмотреть — это не конец, а только начало. Надо систематизировать все написанное в прессе, это много, завтра-послезавтра появится еще, а в следующем месяце пойдут статьи в юридических изданиях. Огромная работа, надо поймать правильную волну, не поспешить, но и не упустить ее гребень, на котором надо подавать иск Вари к Инвестбанку. Тем более политический фактор. Фантастическая удача, что иск будет рассматриваться в выборном для президента банка году. Паблисити им гарантировано… Варин кейс такой многомерный… Варя!

Мэтью удивляло собственное чувство нежности к ней. Оно изумляло его, пожалуй, не меньше, чем открывающиеся ему новые горизонты. Пресса, паблисити, это все само собой разумеется, это важно, но он не думал, что так будет радоваться от того, что сумел дать Варе свободу. Она идет рядом, шуршит галькой, ей больше не страшно и есть чем дышать. Она дышит свежим воздухом, ей хорошо. От этих мыслей сердце Мэтью наполнялось не столько гордостью, сколько нежностью. Он вспоминал свою беспомощность перед ее отчаянием и смятением в Петербурге: он не представлял себе, что может быть столь беспомощен. Он вспоминал ночь перед заседанием Верховного суда, когда не мог заснуть от возбуждения — и не только из-за предстоящей решающей схватки, но и в ожидании Вари, которая должна была сесть в самолет, как только он ей сообщит, что можно. Мэтью думал о том, как будет жить теперь, когда Варин кейс закончен. Как же не хочется, чтобы его любовь и нежность к Варе, которым раньше не было места среди его чувств, исчезли. Они так и не сказали друг другу за год ни слова о любви и вряд ли скажут. Любовь, в которой нет и никогда не будет слов и которой слова не нужны. Про это не написано еще ни в одном романе. У Вари будет своя жизнь, у него своя… Конечно, они будут видеться, у них еще один кейс впереди. Конечно, он не перестанет любить ее. А она? Скорее всего, тоже нет, но что это будет? Сохранится ли ощущение нежности, которую он впервые испытал в Москве, которая породила боль сострадания к Варе в Петербурге, в которой он плавал три дня на даче и которую чувствовал сейчас? Что станет с той огромной частью его мира, которую Варя то ли сама создала, то ли помогла ему, Мэтью, в себе увидеть? Просто память?