Книга Дитя Ковчега - Лиз Дженсен

– Я же сказал ему стоять на месте, черт побери! – слышит мисс Скрэби вопль отца – тот проталкивается сквозь ряды танцующих и все также тащит за собой Дарвина.

– Какая занимательная игра в прятки, не находите? – добродушно смеется мистер Дарвин. Изначально он не собирался присутствовать на Банкете: из-за плохого здоровья в сочетании с характером отшельника он привык избегать большинства публичных сборищ – но события сегодняшнего вечера его приятно удивили.

– Эй! Никто не видел человека-обезьяну? – орет Скрэби. И толпа вторит его крику.

Подхватив вздымающийся кокон своих юбок, Фиалка поднимается с кресла и несется в сторону дамской комнаты, словно человек-торпеда.

Слова матери лишили меня дара речи.

– Я взялась за эту работу на Банкете только ради него, – сказала она, продолжая гладить волосатую руку мартышки-джентльмена. – Услышала, что он здесь. У меня есть подруга Нэнси, я ей все рассказала о нас с ним. Ее мужчина, Фрэнк, – дворцовый лакей. Она сказала, что мой джентльмен точно здесь – ей Фрэнк сказал. И я решилась. Когда Хиллбер заговорил со мной про Бомбу, я согласилась. Я была готова на все что угодно, лишь бы в последний раз увидеть его. – Слезы потоком текли из ее глаз, оставляя серые разводы на щеках. Я тоже смахнул слезинку, и Акробатка продолжила рассказ: – Так что ты родился в работном доме. Когда они увидели тебя – с хвостом и ступнями, как у обезьяны, – они сказали, что я совокупилась с Дьяволом, и вышвырнули меня. Я отправилась прямиком в Цирк. Я знала, что смогу там заработать. И мы заработали в два счета. Тебя окрестили Гринвичский Дитя-Дьявол. Работный дом находился в Гринвиче – вот я и решила тебя так назвать.

Дитя-Дьявол? Мне, мягко говоря, не понравилось это прозвище, но я промолчал. И вместо этого спросил:

– А что было потом? Как я лишился хвоста?

– Видишь ли, я держала тебя в клетке…

– В клетке? – пробормотал я. – Вы держали меня в клетке? – Я припомнил видение во время наводнения: колыбельку с золотыми прутьями, охраняемую зверем.

– Ну, я же работала, верно? – пояснила она. – У меня не было выбора. Мне приходилось исполнять всякие акробатические трюки: узлы и прочее. Мистер Хиллбер не собирался платить мне за просто так, верно? А ты сосал только мою грудь – ему пришлось меня оставить. Так вот, твоя клетка стояла рядом с клеткой Африканского Кабана-Людоеда. – Я внезапно вспомнил это существо: золотисто-оранжевые глаза с вертикальным зрачком, отвратительные карбункулы. Я вздрогнул. – Это из-за него ты лишился хвоста. Он хитрый проныра. Однажды проголодался – или захотел поиграть. Твой хвост торчал сквозь решетку. И он… – Она замолчала. И продолжила, уже тише: – Он его откусил.

Господи. И снова мне предстало видение из церкви во время наводнения. И вдруг в нем появился смысл. Ангел. Зверь. Кровь. Крик, визг и хрюканье.

– Я помню, – кивнул я. Ангел – это она.

– Но вкус ему не понравился, – добавила она, горько усмехнувшись. – Кабан выплюнул хвост. Мы пытались пришить его обратно, но без толку, и я запихала его в старую склянку с рассолом. – Она замолчала и грустно погладила моего отца по мохнатой щеке. Я, со своей стороны, с некоторым трудом пытался воспринять сказанное. Всю свою жизнь я размышлял о происхождении. А теперь – будто прорвалась плотина, и ответы на все мои вопросы внезапно хлынули наружу. Голова шла кругом. – После того как ты лишился хвоста, – продолжила моя мать, – дела твои были неважны. У тебя начался жар, и я понимала – если не вызвать доктора, ты умрешь. Мистер Хиллбер велел от тебя избавиться. Без хвоста ты ему был не нужен, и, если начистоту, я понимала, что у тебя есть шанс, только если я… – В смятении она снова умолкла.

– Бросите меня, – закончил я.

– Да. Примерно так. – Ее голос звучал тихо и хрипло, теряясь в нарастающем шуме, доносящемся из банкетной залы. Акробатка говорила, не глядя на меня. Она смотрела на чучело, в его голубые глаза – словно могла прочитать в них прошлое. – Обстоятельства были особенными, – пробормотала она.

– Я в этом не сомневаюсь, – прошептал я. В горле встал ком.

– И я подбросила тебя в церквушку, в деревне возле Джадлоу. Под названием Тандер-Спит. А хвост оставила себе – как сувенир, – мягко произнесла она. – Чтоб он напоминал мне о тебе, и о моем друге-джентльмене, и о том, что случилось между нами.

– Как вы узнали о Пасторе Фелпсе?

– Я и не знала, когда оставила тебя. Понятия не имела. Просто смекнула, что церковь – подходящее место для… ну, ты понимаешь. Благотворительности и вроде того. И не ошиблась, верно?

– Нет, – ответил я, вспоминая рассказ Пастора Фелпса – как он нашел меня под алтарем церкви Святого Николаса на следующий день после того, как Цирк уехал из Джадлоу, – и эту историю с поросенком.

Зверь, да не тот, подумал я.

– Пастор Фелпс спас тогда мою жизнь, – пробормотал я.

– Да. Пастор Фелпс, – повторила она. – Правда, его имя я узнала совсем недавно. Я расспрашивала про тебя каждый раз, когда Цирк приезжал в Джадлоу. Ну, знаешь, задавала вопросы. Искала тебя. Я не знала, выжил ты или нет, – но надеялась, что да. Ты был крепкий шельмец. А потом я встретила мужчину, которого обслуживала раз в год в Цирке – немного денег на стороне, – и оказалось, он сапожник из Тандер-Спита.

– Мистер Хьюитт?

– Не знаю. Имена я не запоминаю. Это лишнее. Если они хотят имя – они платят. «Ваша Светлость» стоит больше. У вас там есть дети со странными ногами, спрашиваю я. Огромный толстый мужик, кожей пахнул. Только мальчик Фелпсов, отвечает он. Сын Пастора. Тобиас. Имена я не запоминаю, но эти два не забыла: Пастор Фелпс. И Тобиас. Потом я их записала. Сапожник дал мне на шесть пенсов меньше – за то, что болтала, когда он того, и нарушала его покой, – зато я теперь знала, что ты жив.

Она повернулась и глянула на меня – и я заметил, как по ее лицу снова текут слезы, оставляя на щеках маленькие цветные ручейки. Внезапно она показалась мне ужасно старой.

– Я видел вас, – сказал я, заикаясь. – В Цирке Ужаса и Восторга. Я смотрел ваш номер.

– А я видела тебя, – медленно произнесла она. Она протянула ко мне руки, и мы крепко обнялись. Она рыдала, уткнувшись в мое плечо. – Я помню страх на твоем лице. Это меня тогда чуть не убило. – Теперь и я с трудом сдерживал слезы. – А потом, на следующий год, – сквозь слезы продолжала она, – какой-то парень в Ханчберге напал на меня, когда я делала номер с бокалами и хересом, и мне срочно потребовались деньги. Я показывала узел, мышцы так свело, что не могла работать. Хиллбер отказался мне платить. И когда мы приехали в Джадлоу, я отправилась к Пастору со склянкой. И письмом с моей историей. – Она посмотрела на меня – ее лицо светилось некоторой гордостью. – Сама написала, – прибавила она. – Я научилась грамоте в детстве.

Но я отстранился от нее.

– Вы шантажировали отца этой склянкой и вашим письмом? – спросил я, глядя в ее заплаканное лицо. Она потупилась и отвела глаза.