Книга Семнадцать каменных ангелов - Стюарт Арчер Коэн

Глава двадцать девятая

Волосы у нее отросли длиннее, чем на снимке, и доставали до плеч, она была одета в черное цельнокроеное платье и красный свитер. Губы накрашены, глаза подведены, в руке черная спортивная сумка для занятий в танцзале Армянского общества взаимопомощи. У Афины застучало сердце, когда она узнала ее, словно перед ней знаменитость.

– Поле́! – обратилась она к танцовщице.

La Francesa посмотрела на нее, пытаясь вспомнить:

– Я вас знаю?

– Нет. Меня зовут Афина Фаулер. Я из Соединенных Штатов, занимаюсь расследованием дел о нарушении прав человека. Могу я с вами поговорить несколько минут?

У Поле́ моментально погасло лицо.

– Простите. Я очень занята. У меня занятия с классом.

– Пожалуйста. Я хочу поговорить с вами о Роберте Уотербери.

Француженка держалась надменно, но долго это у нее не получилось, ее начал забирать страх.

– О чем вы говорите? Я даже не знаю никакого Роберта Уотербери! Позвольте… – Она толкнулась в дверь, но Афина придержала ее:

– Не спускайтесь туда.

– Что?

Из-за спины Афины выдвинулся Фортунато, и когда Поле́ увидела его, то ею овладела паника, она рванулась в дверь:

– Пустите меня!

– Сеньорита! – проговорил Фортунато самым добрым своим голосом. – Не ходите туда. Вас там ищут.

Она отпустила дверь, резко опустила руки и топнула ногой об асфальт. Через секунду она расплакалась.

Вблизи она выглядела старше, чем ожидала Афина. Несмотря на то, что на ее бледной коже практически не было морщин, что-то в ее лице заставило Афину дать ей лет под сорок. В чем причина? Круги вокруг глаз? Плотно сжатые губы? Она была красивая женщина, но для Афины ее красота казалась застывшей от употребления косметики и постоянного пребывания начеку. Так вот она, святая-покровительница отчаявшихся, которая заботилась об Уотербери. Афина впервые задумалась, действительно ли Поле́ когда-нибудь так называла себя, или все это плод фантазии Уотербери (или Фабиана), или это продукт их общей фантазии, который каждый из них, по известным только им самим причинам, создал для самого себя. Где правда в мире, подобном этому?

Они зашли в тихое кафе, сели в углу, успокоили Поле́ ликером пастис и визитной карточкой. Она заговорила с тоской в голосе:

– Что я могу рассказать о Роберте Уотербери? Очень мягкий человек. Был очень добрым к бездомным детям, которые живут на улице. Он хотел написать историю о брошенных детях, живущих вокруг Пласа-Мисеререс, что они были ангелами на фонтанах, которые оживают по ночам. Такой он был человек, всегда жил наполовину в своем воображении. Он говорил мне, что в свое время работал в сфере финансов, но, наверное, был никудышным банкиром.

– Мы слышали, что и с писательством у него не очень получалось.

– Все было хуже некуда. Он жаловался на издательский бизнес, на всякие его несправедливости и решил написать что-нибудь дешевое, стандартное. Поэтому и связался с женой Карло Пелегрини.

– По-моему, он с ней над чем-то работал, – заметила Афина.

Поле́ фыркнула:

– Работал! Он продавал ей себя, только бы оставаться писателем. Она хотела, чтобы он создал что-то вроде монумента ее эго. Историю ее жизни. Она предложила ему за это тридцать тысяч долларов.

– Не двести тысяч?

Бледное лицо пренебрежительно передернулось.

– Не будьте идиоткой! Она знала, в каком отчаянном положении он был. Не такой она гуманист, чтобы платить ему такие деньги. Такую, как она, больше устраивало заплатить самый минимум, а потом держать на поводке и заставлять плясать за каждый пенни. Она пользовалась этим как крючком, чтобы он ходил по струнке. Вот такая его роль ей нравилась. Она знала, что он женат, но все равно не переставала соблазнять его. Ей страшно хотелось видеть, как он совращается. Они с мужем два сапога пара.

– Он с ней спал?

Француженка презрительно глянула на нее:

– Я говорила ему, чтобы он этого не делал, но он же был настоящий boludo в этом отношении. Спать с королевой и не думать, что король отрубит за это голову. Она играла Робертом как куклой. В ее-то возрасте она воображает себя каким-то там возвышенным художником, а на деле – самая что ни на есть расчетливая и хладнокровная проститутка.

Афина подтолкнула ее:

– Значит, вы думаете, что Роберта убил Карло Пелегрини?

Отвечая на вопрос, Поле́ отвела взгляд в сторону:

– Откуда мне знать?

Афина чувствовала, что та что-то скрывает, и знала, что Фортунато тоже заметил это.

Комиссар подхватил эту тему самым чарующим голосом:

– Поле́, Роберт никогда не говорил вам, что Тереза Кастекс выдала ему конфиденциальную информацию о бизнесе мужа? Вещи, которые могли бы повредить Пелегрини?

– Нет! Роберт ничего не знал о бизнесе Пелегрини. Он бы сказал мне. У нас были очень близкие отношения. – Она посмотрела на них. – Мы не были любовниками, я знаю, вы так думаете. Мы были друзьями. Вам кажется это невозможным? Хотя… – при этих словах у нее подозрительно заблестели глаза и голос задрожал, – если бы я знала, что его собираются убить, я, возможно, и настояла бы, ведь это были его последние дни! – Ее красивое лицо расплылось, и несколько слезинок скатились по щекам. Поле́ была единственной среди всех, с кем Афина беседовала об убийстве Уотербери, у которой разговор вызвал слезы.

Фортунато смотрел на нее с открытым, полным сочувствия лицом, лицом святого, при взгляде на которое, казалось, танцовщица раскрылась, как цветок.

– Поле́, с вами никто больше об этом не разговаривал?

Она кивнула, вытирая слезы:

– Через неделю после того, как убили Роберта, ко мне в квартиру вломился человек.

Афина с беспокойством посмотрела на Фортунато, но он продолжал невозмутимо:

– Как он выглядел?

– Короткие светлые волосы, хорошо одет. Лет, наверное, сорок пять. Когда я пришла, он уже был у меня дома. Он хотел знать о Роберте.

Здесь вмешалась Афина:

– Он не назвался? Это был полицейский?

– Что, он вломился ко мне в квартиру и стал представляться, может быть, дал свою визитку?

Фортунато снова взял на себя беседу:

– Что вы рассказали ему, Поле́?

– Я сказала, что знаю Роберта. Но не видела его по меньшей мере неделю и думала, что он уехал к себе в Соединенные Штаты. После этого я сменила квартиру.

Афина и Фортунато думали над ее ответом. Первым заговорил Фортунато, постаравшись, чтобы его слова прозвучали как можно убедительнее: