Книга Ночь Крови - Ричард Кнаак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза надсмотрщика полыхнули, он выпустил руки Фароса ивыхватил из-за пояса длинный кинжал.
— Жалкий… телёнок!
В голове у Фароса помутилось, он опять подвёл тех, ктопожертвовал собой ради него! И на этот раз ошибка, видимо, будет смертельной…
Внезапно по телу Пэга прошла судорога, рука с кинжаломзадрожала, не в силах нанести удар, изо рта пошла кровавая пена. Воспользовавшисьзаминкой, Фарос собрал все силы, какие у него только оставались, и резкооткатился в сторону, как можно дальше от надсмотрщика. Рука подвернулась,наткнувшись на что-то твёрдое. Секира Ультара.
Он схватил оружие и, не глядя, послал лезвие навстречувстающему Пэгу. Удар пришёлся тому в бедро; Мясник хрипло взревел и рухнул наспину, выпустив кинжал. Отбросив тяжеленную секиру, Фарос подобрал кинжал,заставив измученное тело ползти туда, где корчился и завывал гигантскийминотавр. Удар юноши глубоко разворотил бедро Мясника, и теперь Пэг был обагрёнсобственной кровью, гримаса боли и ненависти больше обезобразила его и без тогомерзкое лицо, но руки надсмотрщики лихорадочно шарили по земле в поискахоружия.
Фарос, усмехнувшись, показал ему клинок. Несмотря на жуткоесостояние, Мясник нашёл в себе силы броситься на ненавистного заключённого.
Сжав зубы, Фарос воткнул длинный кинжал между рёбернадсмотрщика по самую рукоятку. Пэг вновь захрипел и упал на спину,костенеющими пальцами стараясь ухватить окровавленную гарду, в его гаснущемвзгляде читалась ненависть.
— Ты, проклятый…
Мясник вздрогнул, и его голова безжизненно запрокинулась.Пэг дёрнулся в последний раз и замер навсегда. Фарос был залит кровьюнадсмотрщика с головы до ног. Он бездумно вытащил кинжал из его груди и,покрутив в пальцах, отбросил, словно испугавшись.
Медленно поднявшись, юноша двинулся к телу Ультара. Воздухвокруг заполняли лязг оружия и крики сражающихся.
— Ультар… — Он тронул моряка за плечо.
Тот не пошевелился.
Перевернув тело. Фарос понял, что друг умер мгновенно —слишком страшна была рана, нанесённая Пэгом. А он так и не раскрыл верномуморяку своё истинное имя… Волна сожаления накрыла юношу. Он закрыл глаза морякуи вложил ему в руку верную секиру, затем поклонился телу и тут вспомнил любимуюпесню Ультара.
— Настанет момент — я увижу свой дом… — пробормотал Фарос. —Пусть твоя душа вернётся в море, Друг. Громкий стук копыт по камню прервал егокороткий траур, юноша понял это, только когда большой отряд всадников вывернулпрямо на него. Теперь легионеры были повсюду, все больше заключённых бросалиоружие и склоняли рога в знак смирения. Те, кто решил бороться, простопредпочли смерть последующему наказанию.
Фарос, не думая об опасности, встал перед телом Ультара,отчаянно размахивая руками в попытке остановить конных, несущихся прямо на егомёртвого друга. Первое животное встало на дыбы, наездник в ярости обрушилплётку на жеребца. Фарос упал на колени, но и не подумал отступать, продолжаямахать руками и распугивать лошадей. Он словно обезумел — никто больше недолжен был осквернить тело единственного минотавра, проявившего к нему участие.Жеребец рванулся вперёд и опустил копыто на голову Фароса. Юноша замертвосвалился в рыхлую кучу пепла…
Мариция со своими солдатами была уверена, что погибнет, нопродолжала бороться. Дочь Хотака потеряла всех своих воинов, у неё осталасьлишь горстка стражников, но, несмотря на это, она не собиралась сдаваться.Тогда затрубил рог, и колонна самых прекрасных в мире легионеров императораворвалась через ворота, без жалости рубя негодяев. Знамя Боевого Коня придалосил её солдатам, они рванулись вперёд с утроенной силой.
Восставшие пробовали держаться, но силы их были на исходе,сражаться с подготовленными воинами на два фронта они не смогли, и сражениебыстро превратилось в резню. Всадники окружали разрозненные группы шахтёров,которые пытались сопротивляться, и безжалостно уничтожали. Они кружили икружили, а мёртвые бунтовщики падали под копыта коней. Последние смельчакиопускались на колени, прося милости.
Густой дым, смешанный с пеплом, все ещё затягивал лагерь,поэтому Мариция шла вперёд осторожно.
Вокруг кружили дымные тени, в которые превратилисьповстанцы, и тянули к ней призрачные мечи. Был тут и чёрный гигант с огненнымиглазами, который убил её телохранителя и сам пал от её руки. Один из воиновпотянул Марицию назад.
— Миледи! Не бегите первой, мы должны проверить местность, авас вывести к воротам, там почти нет дыма.
— Веди, — резко бросила она сухими губами. На холмепоказались полдюжины всадников, они гнали перед собой двоих шахтёров. Один изверховых взмахнул секирой и уверенно зарубил сначала одного бунтовщика, затемвторого. Мариция узнала командира — это был Бастиан. Он не остановился, но,перед тем как исчезнуть в дыму, отвесил сестре краткий поклон.
Несколько стражников Мариции кинулись в дальний угол двора,где разоружали последних сдавшихся.
— Сгоняй их в центр двора! — слышались крики. Она пошлатуда, где, уже в круге охраны, сидело несколько дюжин заключённых. Рядомлежали, ужасно завывая и стеная, раненые. Струйки пленных становилисьполноводными реками — все они потеряли надежду и прекрасно понимали, что всёкончено. Скоро уже ряды шахтёров лежали, уткнувшись лицами в пепел, передторжествующими стражниками. Многие из тех стражей, кто выжил, предлагалинемедленно казнить каждого.
— Ну-ка прекратили подобные разговоры! — рявкнула на них Мариция.— Их судьба в руках императора, и только его, понятно?
— Да ведь мы только… — начал один, но другой незаметнопихнул его в бок, и тот заткнулся.
— Хорошо сказано, сестричка! — раздался знакомый, но усталыйголос.
— Бастиан! Только ты мог устроить подобное чудо! Как тебеэто удалось?
Если не считать густого слоя золы, брат выглядел, каквсегда, великолепно. Он слабо улыбнулся и бросил повод помощнику.
— Благодари не меня, а Колота, — ответил он. — Я тутвыполняю деликатное поручение нашего отца… Когда я заметил дым на горизонте, тостал опасаться худшего, ведь я знал, что ты направлялась как раз в эти места. Явелел трубить в рога, надеясь получить ответ, но поверь мне, даже если бы тыбыла мертва, я бы отомстил за тебя.
— Я чудом выжила, Бастиан. Командующего Крусиса убили всамом начале битвы. Смелость и ярость заключённых застали каждого врасплох.Меня, правда, предупредил старший надсмотрщик, кажется, его зовут Пэг…